Он шагает по тропинкам, по которым в давнишнее время еще ребенком вместе с деревенскими бабами ходил в городок, по которым тысячу раз ходила и Бенутисова мама, может, даже оставшийся возле камня старичок, на которых недавно оставил свои следы и он. Миновав лес, уселся на пенек. Здесь росли красивые елочки; хоть и молодые, они уже успели подрасти; он вспомнил, как много лет назад садил их здесь, что была при этом и Бенутисова мама, тогда еще молоденькая девушка (и Хелена), только Бенутис витал еще где-то далеко, по ту сторону земли.
Так идет время, подумалось ему.
Долго стоял на мосту через Жальпе, совсем недавно везли его по нему немецкие солдаты, а казалось, что с того дня прошел целый век. Здесь совсем недавно проползла война, хоть и несильно затронула, но все равно ужаснула; сегодня утром как будто ничего и не было, все кончилось — казалось, не только здесь, но и на всей земле…
Чем ближе к дому, тем сильнее колотилось сердце. Ноги почти не повиновались, будто смертельно усталый, бредет он под печальной луной.
8
Это воспоминание из совсем недалекого времени, из вчерашнего вечера, из вчерашней ночи. В землянке, или дзоте, как называл папа, они растянулись на нарах, и Бенутис уставился в прохладное звездное небо, словно хотел что-то прочесть в осенних звездах.
А еще до этого мальчик услышал мамин голос:
— Бенутис! Вернулся… Папа вернулся! — закричала она и бросилась к отцу в объятия. Уткнувшись в грудь, стояла долго, потом подбежал Бенутис и прижался к папе с другого боку.
— Боже, ты все-таки есть… — говорила мать, все еще уткнувшись под мышку отцу, а он стоял молча и гладил подрагивающие ее плечи. Через минуту спросил:
— А дяди нету?
— Домой удрал, — сердито ответил Бенутис.
— В дзоте найдется место, чтоб лечь? — был второй вопрос отца.
Бенутис потянулся к усам отца, но отцу мешала лопата, которую он все еще держал в руке, он поставил ее в угол и теперь свободными руками крепко прижал к себе ребенка.
— А мне ни чуточки не больно, папа, — сказал Бенутис.
Отец горячей рукой погладил его по голове.
Это воспоминание из совсем недалекого времени, из вчерашнего вечера, из вчерашней ночи.
Когда они забрались в землянку и отец растянулся у стены головой к лазу, Бенутис боязливо спросил:
— Папа!
— Что?
— А страшно на окопах? — рукой он касается папиного колена.
— Бенутис… Не приставай, папа устал. Завтра обо всем расспросишь, — говорит мать и вздыхает.
— Завтра, может, некогда будет, — рассудительно говорит Бенутис, и отец, кажется, улыбается.
— Страшно, Бенутис… Привыкшему, может, и ничего, а мне-то впервой.
— Господи, — сказала мать, — такие дымы и громы в той стороне, куда тебя повезли.
Отец перевернулся на спину, а глаза Бенутиса снова следили за клочком неба, который был виден из лаза землянки, и ему казалось, что все, о чем рассказывал папа, происходило в этой черной ночи, в несусветной дали от дома.
9
На следующий вечер, который выдался на редкость тихим и уютным, русский офицер велел всем выйти из землянки, затем ее проверил прыгнувший в нее солдат. Пегая лошадь офицера стояла рядом, одним глазом она как будто смотрела на Бенутиса.
— Боитесь? — спросил офицер. — Оккупанты напугали, что русские всех перережут?
— Пугали… — торопливо ответила мать.
— А видите… — офицер, задумавшись, глядел на зажатую в руке планшетку. — Где здесь деревня Паварнис, там? — ткнул он рукой.
— Там. За кустами, — вздохнула с облегчением мать Бенутиса, а папа кивнул.
— А там фашистов нету? Не видели?
— Вчера убежали.
— Ага, — сказал офицер и, приставив к глазам бинокль, поглядел в ту сторону, где находилась деревня Паварнис.
Солдат приказал всем забираться обратно в землянку. Офицер, все еще глядя в бинокль, спросил у него:
— А зачем? Война здесь уже кончилась.
— На всякий пожарный… — с хитрецой поглядев на офицера, ответил солдат. — Если кому надо до ветру, то лучше сейчас, а ночью сидите в окопе, чтоб не напороться на часовых. Хозяин, покороче привяжите собаку.
Бенутисов папа, по-видимому, понял, что солдат обращается к нему, и пошел к собачьей конуре.
На следующее утро Бенутис выглянул из землянки. Серый осенний туман. Мать уже ходила по двору. Отец лежал на нарах и глядел в потолок, затянутый желтой плесенью.
Бенутис увидел множество машин, которые вылезали из леса и двигались в сторону шоссе. Выбравшись из землянки, ребенок медленно шел к матери. Мать стояла возле изгороди, отец еще был в землянке.
За сеновалом зарычал грузовик, он был полон солдат. Грузовик ехал по проселку в сторону поместья, туда, где в давние времена в листве так чудесно горело пламя солнца.