Мост через Жальпе

— Чего тут бродишь и чего ищешь? — спросил человек, выскочивший из машины, почему-то рассердившись и приближаясь к нему. Одинокий же в этот миг почему-то заметил не того, что на шоссе, а другого, осанисто сидящего за рулем, поскольку тот вздрогнул, кажется, собираясь открыть дверцу.

— Иду своей дорогой! Что вам еще угодно знать? — членораздельно спросил он дрожащим голосом.

— Мне надо знать, кто и зачем бродит по ночам, невиданный и странный.

— Тогда смотрите! Разве невиданный — это чужой?

Тот, кажется, заморгал, оглянувшись на сидящего в кабине товарища, поморщился и что-то прикинул.

— Мы ловим опасного преступника. Есть сведения, что он здесь, недалеко. Все дороги перекрыты.

Одинокий путник глянул в ту сторону, где остался замок: увы, огонька на башне уже не было видно. «Все дороги перекрыты… Так как же… как же приедет этот поезд?»

— Успокойтесь. Ручаюсь вам: этот чужой, невиданный, ждет, чтобы по воде прилетел поезд с любимым человеком, отправившимся на белый свет тысячу лет назад…

— Аа-а… — протянул человек с фонарем и стал пятиться к дверце, а шофер уже захлопнул свою. — Ну, ну, гляди у меня! — уже смелее сказал человек, захлопывая дверцу. — Ты у меня смотри!

Машина грозно взревела, человек отошел в сторонку, и на него обрушился жаркий смрад машины.

Теперь он спешил. Приближаясь к погруженному в туман городку, он увидел, что грузовик, миновав мост, развернулся и медленно покатил обратно, шофер резко дергал баранку в стороны, потому что снопы фар изредка били по одинокому путнику, и шагал тогда он как по черному экрану.

По тротуарам добрался до телеграфа, где людей было немного, уселся на скамью, достал из кармана бумажки и не спеша отыскал номер; в кабине кричал в трубку старичок: две минуты он говорил по-литовски, можно было понять, что с дочкой, потом две минуты по-русски, наверное, с внуком, потому что добавлял всякие приятные детские словечки, а еще две — по-польски — уже неизвестно с кем.

Человек, наконец, нашел номер, долго смотрел на него, потом передал телефонистке в окошко и с тревогой принялся ждать, глядя на множество проводов, штепселей, загорающихся и гаснущих лампочек («А может, позвонить в замок и спросить, спит ли князь?»). Пока ждал, почудилось, что над озерами загудел поезд, а сквозь эти гудки он как будто услышал речь любимого человека, которого ждал тысячу лет.

СЛУШАЙ, О ЧЕМ ЛАЕТ СОБАКА

Какая была у него фамилия, в деревне мало кто знал. Особенно люди помоложе, никогда не слыхавшие его настоящего имени. Чаще всего этого человека односельчане называли Кабаном или Кабанищем, а если собирались вместе и видели, что Кабан куда-то идет, то для интересу говорили: Машинка с Кубы.

Кабан этот был невысок, с продолговатым лицом, только продолговатость эта была не вертикальная, а горизонтальная, как у наружных телевизионных антенн. Уши у него были на диво большие, да и вообще он был дюжий, силы необычайной, еще парнем однажды приподнял голыми руками угол амбара Лисицы, когда тому надо было подложить под него новый камень, поскольку старый ушел в песок. Лисица — тоже не настоящая фамилия, так его прозвали, этот человек был еще меньше Кабана, или Машинки с Кубы, зато ходил на удивление быстро, катился, будто колобок. Почему Лисица, никто теперь не скажет, так звали и его отца, и, говорят, деда, который в царское время долго гостил в холодных краях.

А Кабан давно всем набил оскомину, потому что был любитель присвоить чужое и без зазрения совести таскал все в свой домишко на холме. С Лисицей его как-то чаще сводила судьба — поначалу этот угол амбара, а потом Лисицыны дрова. Лисица был рачительным хозяином, запас дровишек, наколол на всю зиму, прикинул, что, пожалуй, останется и на следующую, но какой-нибудь месяц спустя его жена пожаловалась:

— Никак ты эти дрова куда-то деваешь или топишь нечеловечески — сколько еще осени да зимы-то прошло, а дров поубавилось заметно. Такого у нас еще не бывало.

Лисица и бровью не повел, но жена неделю спустя ему то же самое твердит. Тогда Лисица и привязал к полену тряпицу, пошел утром, а полена с тряпицей-то нету — и впрямь кто-то берет!

— Я его подловлю, вора-то, вот стыда-то будет, — сказал Лисица и, притащив толстое полено, просверлил в нем дыру, что-то долго в эту дыру запихивал и, аккуратно заделав отверстие, отнес полено в дровяной сарай. Несколько дней подряд с того края он не брал, не брал и воришка, потому что в деревне покамест ничего не было слышно. Как чует любая тварь поставленный на нее капкан! Но через две недели попался-таки воришка: посреди ночи вылетели окна в избе Кабана, рухнул здоровенный кусок стены, и едва не случился пожар, потому что после взрыва посыпалась печь и на пол полетели горящие поленья.

Все в деревне удивлялись, а еще больше радовались, что с Кабаном случилось такое, Лисица молчал, но не вытерпел, покружил вокруг избы Кабана, чтоб его самого встретить.

— Какой черт у тебя окна высадил? — спросил Лисица, с прищуром глядя на обвислые, все в саже уши Кабана.