Мост четырех ветров

Я закрываю глаза, повинуясь тихому спокойному голосу. Мое чудовище. Мой убийца. Моя любовь. Кому еще я могу довериться, если не тебе? Я и жива-то лишь потому, что ты так решил. Еще несколько минут, еще немного ласковых касаний, царапаний — и начинаю ловить воздух ртом, задыхаясь и скуля что-то бессвязное, чего и сама не могу разобрать. Отчетливо получается только его имя:

— Мэл… Мэл… Ох, Мэ-э-л…

И я готова все сделать сама: отдаться, растаять воском в его руках, — я в нетерпении трусь о его тело, прижимаясь и пытаясь то вдавиться сильнее, то отодвинуться и сесть, наконец, сверху, но смеющиеся губы закрывают мне рот, не позволяя говорить, потом приказывают повернуться. После первого раза я все еще мокрая и горячая, и теперь — знаю — все будет куда быстрее и жестче. Руки за голову, подбородком на подушку, вторую подушку под живот. Я только ерзаю в предвкушении, трусь грудью о шелковую простыню. Терпеть не могу это дурацкое скользкое белье, но сейчас — то, что надо. Слышу сзади тихий смешок. Раздвигаю ноги, упираясь коленями и поднимая зад — сама. Невозможно же терпеть. Что же ты делаешь, чудовище мое невыносимое.

— Значит, жертва? — горячо мурлыкают мне в ухо. — А разве плохо побыть жертвой, маленькая моя? Для разнообразия. Хочешь? Я бы не отказался от такой сладкой добычи…

— Да, — выстанываю в подушку. — Да скорее же!

— Не так, — обжигает дыханием поймавший меня хищник. — Скажи правильно. Так не просят.

— Возьми, — прошу хрипло и беспомощно. — Я твоя. Твоя добыча. Бери. Делай, что хочешь. Только возьми. Прошу…

Руки на бедрах, жесткие пальцы сжимают, тянут. От толчка — резкого, сильного, жестокого — захлебываюсь вдохом и вскриком. Вот для чего подушка — вцепиться зубами и только всхлипывать, стонать и мычать. Боль мешается с удовольствием, и непонятно, что слаще: не будь ее — и наслаждение не заливало бы меня так сильно, полно и резко. Руки соскальзывают с затылка, я стискиваю подушку, обнимаю ее, прижимаясь — и опять подаюсь назад, к своему мучителю. Навязанный ритм ловится быстро, тело само подсказывает, как надо, чтобы смешать боль и наслаждение в правильной пропорции. Зато когда получается, голову сносит совершенно.

— Да, маленькая, — шепчет мне в ухо его голос, ловя промежутки между моими же криками. — Вот так, правильно. Хорошая добыча, послушная. Ты же этого хотела? Моя. Никому не отдам. Моя… моя… моя…

Прижимаясь всем телом и снова отталкиваясь, он берет меня так, что в глазах темнеет, и я думаю только о том, как не потерять сознание, не соскользнуть в черную бездну невыносимого экстаза. Всхлипываю, потому что на крики уже нет сил, лицо заливают слезы, тут же впитывающиеся в подушку. И на пике, когда уже только и могу, что беспомощно хныкать, чувствуя себя одним комком оголенных нервов и удовольствия, сквозь шум в ушах снова слышу тихо и четко:

— Никогда. Во мне. Не сомневайся. Ты моя. Навсегда. Моя…

После этого ничего уже нет — и быть не может. Сознание все-таки не выдерживает. Но черная бездна, куда я лечу, оказывается горячей, пронизанной сладостью, горечью, запахом миндаля, вина и его кожи — и совсем не страшной. В нее хочется падать вечно, задыхаясь от счастья.

Конечно, не получается. В себя я прихожу, лежа головой на его коленях. Открываю глаза медленно и с опаской, с трудом понимая, на каком я свете. Он смотрит на меня спокойно и внимательно, все так же мерцает серебро глаз. Слова ни к чему. Что тут можно сказать? Что тут можно сделать? Удостоверившись, что пришла в себя, он осторожно снимает мою голову с колен, поднимается и уходит. Я жду — молча. Вернувшись, он ложится рядом, но не касаясь меня. И это правильно. Я сама чувствую, что сейчас прикоснуться друг к другу было бы невыносимо больно. И еще какое-то время мы просто лежим рядом, пока я незаметно не проваливаюсь теперь уже в обычный сон, где кружатся листы отчета и лорд-канцлер танцует на столе в библиотеке с главным архивариусом. Какие дни — такие сны, понятное дело.

А утром мы просыпаемся, как и всегда, в обнимку. Он осведомляется, помню ли я об обещании послать отчет к демонам на денек. Я помню. И мы на весь день едем к Фаргальским водопадам на пикник, пьем вино, едим жареное на углях мясо и смеемся. Все, как обычно. Все правильно. Все… своевременно.

Двери