Мост к людям

— Я буду правду говорить, а ее и без твоих штучек услышат! — сердито огрызнулся дед и протянул микрофон председателю колхоза. — На, а то брошу на пол! Он швырнул микрофон, и Свирид Иванович едва успел его подхватить.

— Так вот, люди добрые, — обратился дед к залу, — я вам скажу, как на самом деле было. Что судилась Анастасия, то есть Настя Хворостяная, с сыном, то это истинно так, отрицать того не буду. А вот что Иван плохо с матерью на суде себя вел — брехня! Вы хоть из столицы приехали, — закинул он гостю, — но извините, о парне я вам такого говорить не позволю. Ивана, если хотите знать, и на суде не было! Молодица его Приська, та была, а Ивана не было. Она, эта чертова невестка, всему и причина. Мать с сыном, с тех пор как он родился, душа в душу жили. Один же он у нее, так как же может быть иначе?! И она его любит, и он ее всегда уважал. Чтобы старой денег на пропитание не давал — такого быть не может! Да она же за мужа пенсию получает, и хата у нее своя, и какое ни есть хозяйство. Так с чего б она за эти тридцать рублей тягалась по судам с родным сыном и позорила свою седую голову?!

— А вот же сами говорите — судилась! — попробовал его подзадорить гость.

— Так разве же я отрицаю? — вырвался у деда справедливый гнев. — Судилась и тридцать рублей на месяц отсудила! А только она их по суду получает и сыну назад отдает.

— Вот тебе и раз! — удивленно крикнул Свирид Иванович. — У сына отсудила и сыну же и отдает!

— Потому что дело не в деньгах, а в мотоцикле! — все сильнее распалялся дед. — Я сколько знаю Ивана, он с велосипеда не слазил. Страшно любил всякую механику, потому и механизатором стал. И сколько помню хлопца, всегда мечтал о мотоцикле. Ну, ясное дело, пока в школу ходил, только мечтать и мог, а когда женился и начал хорошо зарабатывать, решил купить. Но чертова жена его Приська такая ведьма, что он и заикнуться об этом не мог. Сколько в хату принесет, все заграбастает — и под замок, в сундук. Он, бедолага, и так ей, и сяк: мол, и тебя на мотоцикле буду возить, кур или там какую сотню яиц на базар не будешь таскать пешком. А она ни в какую! Тогда он к матери: вы, мол, отсудите, я себе в магазине мотоцикл возьму, а вы этими деньгами каждый месяц выплачивать будете. — Дед пробежал глазами по рядам. — Вон они там сидят вдвоем со своим Иваном, пусть скажут, брешу я или правду говорю?

Где-то на середине зала с места вскочила упитанная молодица в сером платье с красивым запылавшим лицом и, обращаясь к мужу, который сидел рядом и блаженно улыбался, процедила сквозь зубы:

— А мне сказал, что правление мотоциклом премировало… Ну хорошо, возвратимся домой, я с тобой поговорю…

И под насмешливые выкрики выбежала из зала.

— Что, Иван, испугался? — хихикнул дед в сторону молодого человека, которого в темноте не видел, но знал, что тот сидит рядом с пустым стулом, и добавил: — Ничего, не печалься, пока молоды, рядно помирит…

В зале поднялось бог знает что — помещение сотрясалось от хохота и аплодисментов. Дед еще что-то говорил, он аж перегибался через рампу в надежде, что так его лучше услышат, но в конце концов безнадежно махнул рукой и поковылял со сцены вниз.

…Некоторое время спустя, сидя на почетном месте за праздничным столом, знаменитый актер делал вид, что внимательно слушает торжественные тосты, а на самом деле думал о том, что очередную роль в новой пьесе все-таки лучше отдать кому-нибудь из молодых. Потому что у самого уже и внешность не та, и темперамента, очевидно, не хватает, и вообще всем этим театральным юнцам он годился в отцы. А отец или мать чего только не сделают, чтобы угодить своему ребенку!.. Чего только не сделают!

1972

Перевод К. Григорьева.

ГОРДЫЕ ПАССАЖИРЫ

Мы выглядели, должно быть, очень забавно. Сашко тащил на себе весь свой домашний скарб, состоящий из фанерного чемодана, набитого посудой, громадного узла с учебниками и картонной коробки, из которой торчали ножки от примуса и всякие хозяйственные принадлежности. Чемодан был типично студенческий: ручка отсутствовала, замок едва держался, каждую секунду грозя открыться. Это тяжелое самодельное сооружение приходилось нести на плече да еще поддерживать головой, чтобы вещи не высыпались из фанерного нутра. Высокий белобрысый Сашко вынужден был шагать как-то бочком — легко представить, как саднил затылок и как проклинал он все на свете.

Не легче было и мне. Правда, подушки и одеяла, доставшиеся на мою долю, это не чемодан с посудой и не тюк с книгами. Но объем моей ноши сводил на нет все преимущества ее удельного веса; ноша хоть и была легкая, но до того громоздкая, что сопоставление этих двух величин давало полное представление о принципе обратных пропорций.