Мост на реке Бенхай

Из мрачных руин мы как бы переходим в иной мир — в селение, которое по существу стало уже предместьем города. Там живут только таи. Нет, ничего не преувеличили мои предшественники, побывавшие здесь и восхищенные красотой этого народа! Женщины носят причудливо уложенные на голове платки, узкие черные юбки и черные же блузки, повязанные на поясе ярким цветным шарфом. Движения их полны несказанной прелести и грации. На шее позванивают серебряные обручи, украшающие блузку. Мужчины-таи щеголяют плоскими тюрбанами. Они доброжелательно улыбаются и не препятствуют осмотру их жилищ. А поглядеть на их дома стоит. Срубленные из бамбука, они построены на сваях и обычно имеют по две террасы. На одной из них несколько женщин склонились над работой. Из-под их рук выходят вышивки смелых контрастных расцветок, в которых преобладают теплые — красные и ярко-желтые тона. Красивые геометрические узоры буквально приковывают взор.

Женщины-таи — не только прирожденные вышивальщицы, но и ткачихи. Я долго стою у станка в одном из домов и гляжу, как проворно бегает ткацкий челнок и цветная нитка плотно ложится в основу.

Вторая терраса образует небольшое возвышение рядом со входом. В весенние ночи там стоят девушки, привлеченные грустной музыкой кена. На этом инструменте играет каждый молодой парень таи. Говорят, что девушка по звуку кена узнает приближение возлюбленного и выходит ему навстречу.

…Наша беседа по прежнему идет в двойном переводе: с языка таи на вьетнамский, а с вьетнамского — на французский. Я только что спросила Хоанг Но, какой у них самый большой праздник, кроме традиционного, отмечаемого так же, как и у вьетнамцев, праздника Тет?

Хоанг Но весело улыбается:

— Скоро мы будем отмечать древний праздник весны. Он наступает в те дни, когда на склонах гор распускаются белые цветы бан. Это также пора свиданий молодых людей. И если Новый год — это рождение весны, то праздник цветов — это ее зенит.

Из-под навеса во дворе одного из домов, мимо которого мы проходим, доносятся мерные глухие удары. Заглядываем туда. Во дворе стоит белая пыль — это мука из высушенной маниоки, размельчаемой в ступе, приводимой в движение ногой. Такая ступа называется по-вьетнамски кои дам, а на языке таи — монг.

На крышах домов установлены скрещенные куски древесины. Это — кхау кут, «рога буйвола», символ счастья и успеха, подаренные владельцу нового дома. А дома из бамбука, окруженные кольцом низких пальм и деревьев папай, действительно новые, хотя они уже успели вписаться в окружающий пейзаж. Видя, что я разглядываю постройки, Хоанг Но говорит:

— Вы обратили внимание на то, что здесь скот и птицу держат под жильем?

Я киваю головой.

— Так вот, мы объявили войну этому обычаю! Мы разъясняем людям, что ради гигиены и для охраны здоровья надо строить для скота отдельные помещения вдали от домов. В наших деревнях, расположенных поблизости от Шонла, вы теперь не найдете ни одного дома, где буйволы и куры помещаются рядом с людьми. И второй, очень важный вопрос: мы приучаем всех пить только кипяченую воду. Некоторые жители еще и по сей день считают, что это пустая выдумка. А ведь тут налицо проблема профилактики, охраны здоровья и борьбы с многочисленными заболеваниями.

…Нас долгое время провожает большая группа таи. Преобладает молодежь. Девушки-подростки, их матери и взрослые сестры движутся с одинаковой врожденной грацией. Они так красивы, что от них трудно оторвать взгляд.

Я остановилась возле дома, на изгороди которого виден листок с текстом объявления.

— Это звучит почти как начало песни! — записывая его, говорю я своим спутникам.

Нинь хохочет. И не мудрено — эта длинная надпись означает: «Проверь, внесена ли твоя фамилия в списки избирателей!».

— Все это очень обыденно, не правда ли? — подшучивает Хоан. — Цветы бан, музыка кенов, экзотические обычаи, которые так понравились твоим коллегам писателям! И вдруг крайне прозаическая основа всей экзотики: борьба за питье кипяченой воды, за отдельные хлева дли буйволов и за клетки для кур!..

— Зря смеешься! Ты хорошо знаешь, что я отнюдь не ищу экзотики. И вообще не ради нее я приехала сюда! — отвечаю ему почти со злостью, не замечая озорных искорок в его глазах. Совсем забыла, что он любит беззлобно шутить.

Горы потемнели, стали как бы ближе и резче, словно хотят подойти к домам, сгрудившимся в этой долине. Взошла луна, серебристой пылью осыпав серое шоссе и заросли леса Электроэнергия в Шонла подается в дома только до одиннадцати часов вечера. Откуда-то издалека доносится сигнал московской радиостанции — голос неправдоподобно отдаленного мира. Город погружается в темноту: гаснут огни. Сверчки и цикады усиливают свою пронзительную и неумолчную музыку. Поет на все голоса вьетнамская ночь, тревожно шепчут что-то джунгли…

* * *