Мост на реке Бенхай

— Что же потом переубедило их?

— Когда не стало деспотов вроде Део Ван Ляна, которому французы помогли удрать на самолете, под ногами сторонников сбежавших феодалов стала гореть земля…

Я вспоминаю все ранее узнанное и думаю: действительно — что могли Део Ван Лян, его достойный зять авантюрист Бордье и их сторонники, противопоставить известным восьми пунктам «Декрета о таи», опубликованного правительством ДРВ осенью 1952 года? Декрет гарантировал таи охрану их жизни и имущества, свободное выполнение любой работы, предусматривал распределение среди крестьян имений и земли сбежавших колонизаторов и предателей, неприкосновенность святилищ и пагод, открытие школ и больниц, возмещение убытков лицам, помогавшим Народной Армии, законность, порядок и неприкосновенность личности. Правительство призывало крестьян организовываться и брать власть в свои руки.

То был совершенно иной язык, нежели тот, на котором обращались к таи люди типа Део.

— Но в наследство от феодалов и деспотов нам остались нужда, темнота и много взаимных обид. Еще по сей день нет-нет да и всплывет что-то! — продолжал Ло Ван Фи. — Однако дело идет к лучшему. Хотите, я расскажу вам о нашем сегодняшнем хозяйстве? Мы выращиваем кроме кукурузы рис, а также сахарный тростник, маниоку, фасоль, хлопок и некоторые другие промышленные растения. Урожай риса в низинах доходить теперь до 400 тонн с гектара вместо прежних 1800 килограммов, которые мы получали на «рай». Все больше организуется у нас сельскохозяйственных кооперативов. В низинных районах провинции таких кооперативов уже насчитывается около двухсот, а в высокогорных — почти двадцать.

— Скажите, а здесь раньше были школы?

— Всего две, да и то с небольшим числом учеников. Они были доступны лишь детям из богатых семей, связанных с Део и подобными ему чиновниками. Сейчас у нас шесть школ первой ступени, четыре второй и три третьей. Из восьмидесяти учителей больше всего вьетнамцев, затем таи, но есть также несколько человек из народности тхо и два китайца. В 1961 году в нашей провинции насчитывалось тысяча четыреста неграмотных, но уже к концу года научилось читать и писать двести двадцать человек. Пока не овладели грамотой преимущественно пожилые люди — с ними приходится труднее. Правда, учителя-кинь изучают язык таи, чтобы легче было работать с учениками — и детьми, и взрослыми… Когда-то приверженцы правителя Део говорили нам: «Зачем вам, таи, уметь читать? Вы такие глупые и темные!». Сегодня каждый знает, что лучшее оружие против нужды и темноты — знание, книга!

Персики цветут в джунглях

Белесый, сырой туман обволакивает город. Угасают звезды. Выезжаем около пяти часов утра. И снова дорога ведет нас в джунгли. Однако туда мы доберемся только около полудня, когда поезд, идущий на север, одолеет половину трассы.

Вьетнамские железнодорожники в светло-голубой форме из хлопчатобумажной материи снуют по коридору. В соседнее купе вошли два темнокожих индийца, у одного из них — длинные, причудливо закрученные усы. Это новые сотрудники Международной комиссии по наблюдению и контролю за перемирием, которая действует в Лаокае — последней железнодорожной станции и последнем городе перед китайской границей. Кроме индийцев и канадцев в эту комиссию входят и поляки.

Мы едем в городок, который, несмотря на его отдаленность от Ханоя, считается «наиболее польским» во Вьетнаме: Чапа. Но до него еще далеко — в Лаокае мы будем к ночи, а на рассвете пересядем в автомашину.

Нинь сладко позевывает. Как обычно, большая часть забот и хлопот сваливается на его плечи. Надо обо всем подумать — о ночлеге, о завтрашней машине, о горячей пище…

— Ничего, пустяки! — отвечает он, когда я высказываю сожаление, что из-за моей страсти к разъездам ему приходится делать лишнюю работу. — Вот несколько лет назад, даже при поездке в более близкие места, ну хотя бы в селения мыонгов — за Хоабинь, — нам приходилось выделять особую машину для повара, его горшков, плошек, провианта — словом, для всего решительно! Теперь уже значительно меньше хлопот. Да и с транспортом, со связью — куда проще…

Сладко зевнув, Нинь ложится на соседнюю полку и засыпает сном праведника.

— Хоан! — говорю я тихо. — А тебе разве не хочется отдохнуть? Ведь ты же поднялся еще до рассвета!

Он улыбается и отрицательно качает головой, потом склоняется над картой. Я знаю: эта поездка является для него экскурсом в прошлое. Двадцать лет назад он работал учителем в Лаокае и с тех пор не бывал в этих местах.