Мост на реке Бенхай

В этой стране сталкиваешься с историей на каждом шагу. Она обращается к вам не только языком — камня и древними достопримечательностями, но прежде всего воспоминаниями. При этом нельзя забывать о современности, которая здесь тесно связана с историей…

Хоан достал карту.

— Видишь йенбай? Отсюда недалеко до китайской границы, которая проходит рядом с городом Лаокай. Ты скоро увидишь его. Заговорщики, которые возглавили это стихийное восстание, рассчитывали на поддержку единомышленников, находящихся в Китае. Они полагали, что восстание быстро охватит весь Северный Вьетнам. Начали агитировать вьетнамских солдат, служивших в местном гарнизоне…

— А разве были такие?

— Были.

— И они добровольно шли в армию врага?

— Конечно нет! Просто существовал колониальный приказ: каждое селение обязано выставить определенное число людей, годных к военной службе. Крестьяне проводили жеребьевку: никому не хотелось добровольно надевать на себя чужой хомут. Но деревенские богачи умели подстроить дело так, что их сыновья почти никогда не попадали в подразделения так называемых туземных формирований. Как правило, в армию брали сыновей бедняков и наиболее беззащитных жителей…

Я мысленно представляю себе день 10 февраля 1930 года, когда над французской цитаделью в Йенбае на короткое время взвился алый стяг. Он развевался также и в Камтхао, над домом префекта. Кое-где успели вспыхнуть локальные бунты, в селах провинции Хайзыонг среди крестьян начались волнения…

— Кажется, и в Ханое тогда взорвалось несколько бомб? — прислушиваясь к нашему разговору, добавляет Нинь.

— Но все это, повторяю, было стихийным! — продолжает Хоан. — А потом… Потом селения провинции Хайзыонг враг подверг жестокой бомбежке с воздуха… Такие разрозненные и хаотические действия похожи на мелкие костры, которые кое-где лишь подпалят джунгли, но не смогут сжечь сколько-нибудь значительного участка леса.

Хоан неожиданно смолк и задумчиво посмотрел на медленно проплывающий за окном пейзаж. Джунгли здесь подходили почти вплотную к железной дороге. Порой с обеих сторон пути над поездом нависали зеленые высокие своды, как бы грозящие обрушиться и завалить дорогу, которую дерзкий человек прорубил в чаще.

С карандашом, замершим над блокнотом, я в каком-то оцепенении жду продолжения рассказа. Видно, почувствовав мой напряженный взгляд, Хоан оборачивается, и за стеклами очков я замечаю загоревшиеся в его глазах веселые иронические искорки.

— А может быть, уже хватит истории? Ведь вокруг снова джунгли и беседовать о них куда интереснее. Как ни говори, экзотика — башни, крепости, тигры!..

— Нет! — решительно говорю я.

Лицо Хоана становится строгим.

— Ну что ж, поговорим еще немного о минувших событиях… Но не обо всех сразу, — их слишком много… Позже мы проедем по Дельте на юг, и ты увидишь очаги крестьянских бунтов, а главное, наиболее «красную» провинцию — Нгеан. Так вот: в то самое время, когда в йенбае вспыхнуло неудавшееся восстание, далеко от Вьетнама, на чужой земле, в Гонконге, родилась Коммунистическая партия Индокитая…

Хоан закрыл глаза. Что с ним? Дремлет, утомленный полуденным зноем? Или вспоминает прошлое? Тогда он еще не был автором сорока с лишним томов и выдающимся художником, чьи книги ныне переводятся на иностранные языки и известны не только на его родине. А может, он думает о том времени, когда его, молодого литератора и сельского учителя, колониальные власти «для пользы дела» перебрасывали с места на место по причине «неблагонадежности»?

Очнувшись от раздумий, Хоан не спеша берет карту.

— Где ты тогда учил детей? — спрашиваю я. — В каких районах?

— Лучше спроси, где я не работал?! — со смехом отвечает Хоан, водя пальцем по карте.

Я слежу за движением его руки: Хайзыонг, Намшать, Лаокай (туда мы приедем сегодня вечером), Киньмон, Намдинь, Чако, Тхайбинь… Центральный Вьетнам, близкие к Китаю районы, большие города и… малолюдный островок на море!

— Ты познакомишься с нашей провинциальной жизнью в Лаокае. Впрочем, сейчас и там многое изменилось. Раньше в каждом городе, где проживало несколько колониальных чиновников и немногочисленная вьетнамская интеллигенция, непременно размещался французский гарнизон. Разумеется, полная взаимная изоляция! Никаких развлечений. Единственное удовольствие— воскресная прогулка на базар… Кажется, он функционирует и теперь.

Поезд движется по извилистому пути. Временами среди джунглей вдруг открывается долина. Покрытые лесом горы отражаются в стоячей воде рисовых полей. Потом снова прямо за окнами вагона встает густо переплетенная лианами и плющом стена деревьев и кустарника.

В сумерки мы выходим на станции Лаокай. «Газик» уже ожидает нас. Слегка перегнувшись через борт машины, я слушаю, как в тихую тропическую ночь врывается шумное стрекотание цикад. Над нами беззвездное небо. Накрапывает мелкий дождичек. Мы снова на пороге бескрайних джунглей…