— У меня было пятеро детей. Теперь их осталось четверо. Минь Хыонг родилась второй. Была здоровой. Выросла большая, сильная, добрая к людям. Отлично училась. Легко заканчивала среднюю школу. Для себя у нее вечно не хватало времени: дома она всегда помогала мне, присматривала за тремя младшими. Очень любила читать…
Женщина смолкает. Пауза затягивается.
— Нет, этого никто не мог бы предположить. Она вышла из дома в самый полдень, после обеда. Высокая, сильная, цветущая… Такая, как здесь! — глаза в бессильной печали впиваются в фотографию. — Вышла и уже больше не вернулась. Нашли мы ее мертвой…
Голос женщины дрожит, прерывается. Пауза. Потом еще несколько слов, как бы насильно исторгнутых из горла, схваченного спазмой нечеловеческого горя, подымающегося из глубины сердца:
— Вот работаю, чтобы не думать об этом… А не могу забыть ее ни на секунду. Разве мать может забыть свое дитя, рожденное в муках и выпестованное вот этими руками?.. Стоит закрыть глаза, как вижу ее снова — живую, красивую, никому не причинившую зла…
Младшая девочка приносит те немногие вещи, которые остались после Минь Хыонг: книжки, тетради, альбом для рисования. В тетради, где записаны домашние задания по вьетнамскому языку, мое внимание привлекло заглавие:
До Тхи Минь Хыонг не вернулась в тот самый день, который принес траур во многие дома Виньлиня. Ее сочинение оборвалось на полуслове, а беседа с рекой Бенхай осталась неоконченной. Продолжение этого диалога можно прочесть на щитах, установленных на северном берегу реки. Аньдам, Бьенхоа, Биньжиа, Плейку — вот названия местностей, где недавно шли горячие бои патриотов Юга с американскими интервентами. Разгром вражеских гарнизонов в этих местах говорит сам за себя. Продолжение диалога, начатого юной Минь Хыонг, — это ежедневные сводки с фронта освободительной борьбы южновьетнамского населения против захватчиков-янки. Это также свет, горящий поздним вечером в полуразрушенных классах частично уцелевшей школы в Виньлине — этом форпосте свободы на 17-й параллели.
Беседа с рекой Бенхай еще не закончена. По обе стороны границы — которой она стала — все сильнее и ярче разгорается пламя справедливой, освободительной борьбы!
Песня
сопровождает бойцов
На темном фоне вечернего неба, словно тонкие серые кружева, вырисовываются искусные зубчики и зубцы, венчающие крышу Ванмиеу — Храма литературы. Перед алтарем стоят изящные бронзовые журавли. В металлических держателях зажаты наполовину сожженные прутики благовонных тростинок. С правой стороны, на спинах каменных черепах лежат плиты с надписями, прославляющими мудрость и талант мыслителей и поэтов. Именно в этом храме много веков назад они соревновались на известных некогда литературных турнирах.
Однако Храм литературы — не только памятник, древняя достопримечательность, привлекающая множество туристов. Храм литературы продолжает жить полнокровной жизнью. Тихий и просторный его двор, где дремлют тени прошлого, по вечерам заполнен людьми. Множество зрителей всех возрастов приходит сюда, чтобы посмотреть и послушать концерт коллектива художественной самодеятельности. Когда-то в древности мастера литературы вели в Храме ученые диспуты. Сегодня на фоне красивых декораций звучит лирическая песня, музыка, ставятся остроумные скетчи. Песня, сатира, поэмы — все посвящено борьбе, стойкости, единству народа, его воле к победе…
Я вслушиваюсь в песню, которую исполняют молодые рабочие и студенты. В ней говорится о народном герое Нгуен Ван Чое, осенью прошлого года расстрелянном в Сайгоне. Потом юная студентка певучим голосом: читает поэму одного из виднейших мастеров современной вьетнамской литературы То Хыу. В этой поэме речь идет о молодой девушке Чан Тхи Ли, «сестре Ли», подвергшейся зверским пыткам в застенках сайгонских бандитов и их американских «советников». Она чудом уцелела и бежала на Север. Мне вспоминается вчерашняя беседа с героиней этого произведения. Она долго лечилась в Советском Союзе, лежала в одной из московских клиник. Теперь «сестра Ли» снова обрела способность улыбаться, может читать книги, ходить на небольшие прогулки.
Героизм отражается народом чаще всего в песне, в стихах. Я вижу, как чутко реагирует аудитория Храма: люди слушают в напряженном молчании и живо откликаются на каждое меткое слово, каждый лирический акцепт и остроумную шутку, звучащую со сцены. Осматриваюсь вокруг, внимательно гляжу на лица зрителей: что это за люди? Наработавшиеся за день, уставшие, живущие в нелегких военных условиях, под постоянной угрозой воздушного нападения врага — откуда черпают они свои силы?.. Взгляды, улыбки, жесты — все свидетельствует о том, как нужен им такой вечер. Трудная, неимоверно трудная, фронтовая и прифронтовая жизнь не смогла подавить в них, истребить огромной тяги к культуре.