Мост самоубийц

— Да боже ж мой, Лев Марсович! — не выдержала я. — Прекратите говорить как оживший учебник по криминалистике. Вы же живой человек и вроде как в данный момент не при исполнении. Хватит этих оборотов, или вы до утра будете мысль формулировать.

Морошин вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Вы правы. Я привык к служебному официозу. В общем, если выражаться проще, то после вашего ухода я задумался над тем, все ли было сделано правильно. Поэтому и пошел на тот мост.

— Вы же не рассчитывали найти там какие-то улики?

— Нет. Недоработки в моей работе есть, но не такого рода. Улик я не пропускаю. Просто хотелось еще раз оценить место происшествия своими глазами и поразмышлять. Ваши слова заставили меня усомниться в том, что я правильно все отработал.

— Послушайте, Лев Марсович, — я положила руки на стол, сцепив ладони, — не думаю, что вы что-то сделали неправильно. Наоборот, уверена, что все было по букве закона. Но штука в том, что иногда нужно сделать чуть больше и копнуть чуть глубже. Тут ведь дело в простой логике.

— Как выяснилось, не только, — ответил Морошин, прервав мои умозаключения. — В общем, я еще раз пересмотрел все материалы и понял, что в них нет самого важного. Заключения судмедэксперта.

— Уже интереснее, — сказала я.

— Дело в том, что ни у меня, ни у кого-то из следственной группы не возникло сомнений в том, что мы имеем дело с обычным суицидом. Девушка прыгнула в воду сама, на глазах у свидетелей. Никто ее не сбрасывал, не толкал и не принуждал. В этих случаях экспертиза обычно приходит уже после закрытия дела. Тем более что само дело не было возбуждено. Вернувшись в кабинет, я просмотрел материалы и понял, что экспертизы нет.

— Может, потерялась?

Морошин оскорбился:

— У меня ничего не теряется. Если бы она пришла, я бы знал об этом и в любом случае просмотрел бы отчет. Но тут забыл — моя вина. Экспертиза не показалась мне существенно важным делом — причина смерти была установлена, факт самоубийства не вызывал сомнений. Поэтому я просто забыл о ней.

— А теперь вспомнили? — спросила я и тут поняла, что ничего не предложила незваному гостю. — Может быть, кофе?

— Благодарю, но я крайне редко употребляю кофеин. Можно просто стакан воды.

«Тяжело с тобой», — подумала я, но налила капитану воды в высокий стеклянный бокал. Для себя я поставила на огонь турку с бразильским кофе. Аромат поплыл по кухне густой маслянистой волной.

— Я вспомнил об экспертизе после ваших слов про лужу.

— Про лужу?

— Вы сказали, что никто в здравом уме не будет топиться в луже.

— Ах да. Сказала.

— Тогда я подумал: а что, если какие-то обстоятельства смерти Усольцевой ускользнули от меня?

— Например?

— Сейчас поймете. Но сначала я расскажу о другом. Вернувшись в отдел, я позвонил судмедэксперту спросить, почему он до сих пор не прислал отчет по Усольцевой. И представьте себе, он сказал, что давно прислал его мне. Экспертизу Игорь Юрьевич передал через сотрудника, сержанта Чередниченко. Тот, в свою очередь, клянется, что положил документ на мой стол, а меня самого не было на месте.

Я заварила себе кофе и села с чашкой напротив собеседника.

— Но вы его не видели?

— Не видел. Потому что его не было. Я прекрасно знаю, какие бумаги лежат у меня на столе. И могу дать руку на отсечение, что отчета о вскрытии Усольцевой там никогда не было.

— Выходит, кто-то врет, — заключила я.

Лев Марсович развел руками:

— Выходит, что так. Либо эксперт, либо Чередниченко.

Я покачала головой:

— Не обязательно. Они оба могут говорить правду, а экспертизу со стола прихватил кто-нибудь третий.

— Да кому это нужно? — Голос у Морошина был удивленный, но лицо этого удивления не выражало. Потрясающая сверхспособность.

Я вспомнила все слухи, которые ходили о Вознесенском РОВД.

— Не знаю, кому нужно. Но знаю, что такое возможно. Вы уж извините, но я многое слышала о вашем отделе.

— Что же именно? — тихо спросил Лев Марсович, делая глоток.

— Не буду утомлять вас подробностями.

— Нисколько не утомите.

Я посмотрела на него. Как бы, голубчик, у тебя вода обратно не пошла от того, что я могу рассказать…

— Вы давно работаете в Вознесенском РОВД?

— Два года. С тех пор как переехал в этот город.

— Это достаточно большой срок, чтобы разобраться в коллегах.

— Уверен, ничего необычного в них нет.

— Может быть, и так. Но слухи о вашем РОВД ходят самые нехорошие. Я сама в ходе расследования для своих клиентов несколько раз сталкивалась с непрофессионализмом, если не сказать вредительством со стороны ваших сотрудников.

— И в чем же это выражалось? — Похоже, Морошин не очень-то мне верил.

— Говоря о подробностях, я бы раскрыла тайну личности своих клиентов. Но если коротко — подлог, шантаж, взятки.

— Чушь!