— Вы сидите в своем кабинете, как в стерильной камере, и думаете, что мир вокруг вас такой же стерильный. Вам, похоже, и в голову не приходит, что может быть по-другому. Что коллеги обманывают, подчиненные за вашей спиной совершают неблаговидные поступки, и в целом люди в погонах могут нарушать закон. Я думала, вы черствый сухарь, но вы просто идеалист. Все вышеперечисленное, выражаясь вашим языком, имеет место быть. И если бы вы огляделись по сторонам, то заметили бы это.
Морошин поджал губы, чтобы скрыть гнев.
— Я, может быть, и идеалист, но не дурак. Все вышеперечисленное в отдельно взятом РОВД невозможно, потому что такое не скрыть. Если речь идет о масштабах, о которых вы говорите, я бы увидел.
Мне захотелось ответить резко, но кофе всегда вводит меня в состояние крайнего благодушия. Я отпила немного божественного напитка и улыбнулась:
— Нет, если все хотели от вас это скрыть. Мне хватило пяти минут, чтобы понять, какой вы человек и какой сотрудник. Упрямый, уважающий закон, дотошный и немного твердолобый. — Морошин открыл рот, но я перебила: — Не обижайтесь. Да, для следователя это не самое лучшее качество, но мы говорим об обязательности и исполнительности. Думаю, ваши коллеги тоже быстро разобрались, что к чему, и поняли, что вы в их грязные игры играть не будете. Да еще и неприятностей навешаете. Так что они тихонечко за вашей спиной мутят свои черные дела. Я не утверждаю, что все поголовно каждый день заняты взяточничеством и разгильдяйством. Но это случается систематически.
— Я поговорю с сотрудниками, и если найду причины сомневаться в их порядочности…
Я усмехнулась. Ну откуда же ты такой наивный взялся?
— Вы казались мне умным человеком. Поговорите — и окажетесь у них под прицелом. Вам одному не под силу перевернуть устоявшийся порядок без веских доказательств.
Морошин уперся в меня стальным взглядом:
— Но ведь этих доказательств и у вас нет, не так ли?
— Вы правы, нет. Если бы были, я бы вашу шарашкину контору уже на уши поставила. Может быть, теперь, когда вы об этом знаете, начнете внимательнее относиться к происходящему. Только сами воду не мутите. Соберите железобетонные улики, иначе пропадете, как ваш отчет.
Лев Марсович опять дернул бровью. Я подумала, что его организм развил такую реакцию для обозначения любой эмоции.
— Отчет, кстати, не пропал.
Настала моя очередь дергать бровями.
— Да что вы?
— Да. Он остался в компьютере судмедэксперта.
— Я все время забываю, что полиция тоже живет в век современных технологий.
— Если бы жила, то отчет не сохранился бы. Тот, кто забрал бумаги у меня со стола, просто не подумал о том, что нужно удалить первоисточник. А вообще я давно уже говорю, что нужна общая компьютерная программа для движения отчетов. Но до нас технологии доходят в последнюю очередь.
— В таком случае судмедэксперта можете вычеркнуть из числа подозреваемых. Он бы точно удалил отчет со своего компьютера. Так что же в нем было интересного? Смерть Полины наступила не от утопления?
— Нет, с этим все в порядке. Утопление чистейшей воды, простите за идиотский каламбур. Но была одна деталь: в организме найдены следы наркотика.
— Какого?
— Скополамина.
— «Сыворотка правды»? — удивилась я.
— На самом деле это вещество блокирует волю человека. Понимаете, о чем я? — спросил Морошин, глядя мне в глаза.
Я медленно кивнула. Это кардинально меняло дело.
— Она действительно прыгнула сама. Потому что кто-то сказал ей прыгнуть.
— И это объясняет, почему она просто утонула в луже. Этот «кто-то» просто запретил ей бороться за жизнь.
— Наркотик может оказывать такое сильное воздействие? А что еще есть в отчете? Нашли след от укола?
— Нет. Но скополамин легко можно подмешать в напиток или сигарету. Не обязательно использовать инъекцию. Более того, если использовать шприц, то след от укола обязательно наведет экспертов и следователей на мысль, что жертве что-то вкололи. Это у любого следователя — даже у такой Упертой Задницы, как я, — вызовет желание все проверить. А раз нет укола и девушка прыгает сама, то никаких сомнений не остается.
Я задумалась. Выходит, Полина все-таки стала жертвой убийства. И какого! Самого что ни на есть изощренного. Что же произошло почти месяц назад и кому Полина могла перейти дорогу? Кто этот безумный убийца? Ради чего вообще можно пойти на такое преступление?
— Вы завели дело об убийстве? — спросила я.
Морошин замялся.
— Еще нет. Честно говоря, я бы хотел пока расследовать это дело неформально.
Я кивнула:
— Вы все же опасаетесь коллег. И правильно делаете. Тот, кто забрал отчет с вашего стола и постарался, чтобы вы о нем забыли, сделал это не просто так. Он явно связан с убийцей.
— Я все-таки думаю, что это единичный случай. И что паршивая овца в РОВД только одна, — сказал Лев Марсович, — но пока она есть, будет благоразумнее держать в секрете расследование. Иначе может случиться всякое.
— И для этого вам нужна я.
— Да. Вы — лицо стороннее. За вами если что следить не будут. Мне нужен человек, который бы вел расследование вне РОВД, пока я делаю вид, что ничего не происходит.
Я усмехнулась.