Мост самоубийц

— И что ты предлагаешь?

— У тебя же есть на примете бравые парни?

— Ты про Колесо и Борова? Забудь! Они дуболомы и действуют слишком топорно.

— А мне не нужен балет на льду, Ромочка. Пришли тихонечко, подушку к лицу приложили и тихо вышли.

— Не, мать. Это так просто не делается.

— Делается, Ромочка, делается. В конце концов, я тебе неслабые бабки плачу. Придумай что-нибудь.

Регина задвинула ящики и направилась к двери, Иртеньев двинулся за ней.

Вдруг дизайнер, словно опомнившись, произнес:

— Слушай, давно хотел спросить — зачем он тут эти портьеры уродливые повесил? По текстилю же моя контора отрабатывала…

Я похолодела. Морошин прикрыл глаза, ожидая неминуемой катастрофы.

— А это от папочки достались, — ответила Регина нарочито-елейным голоском. — Леша у нас жуть какой сентиментальный, ты же знаешь. Все вокруг сентиментальные до тошноты.

— Кроме тебя, — совершенно серьезно сказал Иртеньев.

Раскрылась и закрылась дверь. Шаги загрохотали где-то на лестнице.

Я выдохнула. Для уверенности мы простояли за шторами еще пять минут. Потом Морошин осторожно выглянул.

— Нога затекла, — прошептал он.

— Не двигайся, — таким же шепотом ответила я. — Если им придет в голову посмотреть на дом с улицы, могут заметить, что портьеры двигаются. Надо дождаться, пока эти двое уедут, — мы опять замерли каждый у своей стены.

Через некоторое время до нас донесся запах жженой бумаги. Потом Регина с Иртеньевым о чем-то поговорили в холле — слов было уже не разобрать. Наконец хлопнула входная дверь. Мы дождались, когда машина отъедет от ворот и скроется за поворотом у леса. Только тогда я вышла из-за своей шторы, ощущая, как трясется от напряжения и нервного возбуждения каждая мышца тела.

— Весьма неожиданно, — подал голос Лев Марсович, появляясь из-за портьеры как герой пьесы.

— Ты как всегда излишне деликатен, — не удержалась я, — это просто мать его долбаный разрыв башки. Хотя теперь в этой истории появился смысл.

— Ты считаешь? — усомнился следователь. — Так или иначе, улика уничтожена. Нам не на что опереться. И зачем только мы залезли сюда? Именно поэтому я не нарушаю правил и законов — только позволишь себе перейти черту, как это тут же обернется против тебя.

— Не залезли бы — ничего бы не узнали, — резонно заметила я. — А между тем Южного убили бы, и все наше расследование пошло бы псу под хвост.

— Надо срочно позвонить и выставить охрану в больнице! — спохватился Морошин и достал из кармана куртки телефон. Но тут же замешкался, глядя на экран и сощурив глаза.

— Что? — спросила я, чувствуя недоброе.

— Этот Иртеньев назвал имена сообщников, которым, очевидно, поручает проворачивать темные делишки.

— Колесо и Боров, — вспомнила я. — У тебя есть идеи?

— Я могу ошибаться… но в моем отделе работают два ухаря — Колесов и Боровиков. Лентяи, идиоты и деграданты, позор органов. Но желающих занять их место не так чтобы много, поэтому пока болтаются в системе.

— Ясно.

— Похоже, ты была права насчет моего отдела.

— Похоже. Но разберемся с этим позже. Пока надо понять, что делать с Южным. Ясное дело, своих людей ты туда не пошлешь — правда выйдет наружу и сильно нам навредит. Регина с Иртеньевым в два счета поймут, как и где мы услышали их планы, если ты сейчас позвонишь в отдел.

— Я понимаю. Погоди, я думаю. Может, мне самому туда отправиться и подежурить?

— И как ты объяснишь это на работе?

Морошин промолчал.

— Придумала! Я позвоню Кирьянову, он должен помочь.

— А с остальным что делать?

— Надо посмотреть, может, что-то уцелело? Регина сожгла письмо, но возможно, есть фотографии или еще что-то.

Мы обыскали кабинет, но так ничего и не нашли. Потом спустились вниз — от письма ничего не осталось, кроме легкой копоти в кухонной раковине, которую Регина даже не потрудилась смыть. Похоже, она рассчитывала, что брат домой действительно не вернется.

— Итак, доказательств у нас нет. Разговор мы слышали, находясь в доме незаконно. Алексей, конечно, может дать показания, но никто не гарантирует того, что их примут. Человек болен, в недавнем времени галлюцинировал. Источник, как говорится, ненадежный.

— Значит, доказательства придется добывать, — согласился Морошин. — Хорошо бы вызвать сюда специалистов с приборчиками.

— У тебя есть догадки, чем его травят?

— Да. Учитывая, что в кабинете ничего подозрительного не стоит и черный дым не испускает, скорее всего, это формальдегид. Он и так содержится в новой мебели, но его концентрацию, скорее всего, увеличили в несколько раз, поэтому он стал опасен. Содержаться может где угодно: в мебели, досках ламината, даже в клее, на который «сажают» ламинатный пол. Я не специалист, но помню случай из практики, когда человек случайно отравился парами фенола после того, как сделал ремонт в квартире. Или, как вариант, пары хлора из дезинфицирующих средств. Такими обрабатывают деревянные поверхности от плесени. Галлюцинации от этого вполне возможны.

— Санкцию на экспертизу можно получить, доказав, что Южного отравили. Надо позвонить в больницу и попросить врачей проверить твою догадку.

— Займусь этим.