Мост в белое безмолвие

Пятое действие этой исторической трагедии разыгралось здесь же, на берегу Эрмун-эмейге. В непрерывных войнах с эвенками, наседавшими с юга, с коряками и чукчами, нападавшими с востока и севера, с якутами, кочующими с запада на восток, одулы были уничтожены. {175} В чукотских войнах они оказались между двух фронтов. Это была безмолвная война, в которой врагов подкарауливали в сумеречных лесах и методично убивали всех мальчиков ради жизненного пространства. Когда война кончилась, жизненного пространства здесь оказалось больше, чем самой жизни. Последний удар одулам нанес мор оспы и кори. На рубеже столетий одулы еще помнили рассказы о плотах, которые уносили тела умерших к Ледовитому океану, и о зловещем моровом облаке: "По реке вверх посмотрели: наши товарищи, точно земля, плыли. После этого дым настал. Сказали (мы): что случилось? Солнце невидимым сделалось! Весьма мало, несколько человек, живые остались. Наших товарищей, на земле умерших, собравши, всех на плоты сложили; накопили, потом на реку оттолкнули. Поплыли. Мы, живые, остались, там были".

Когда одулы встретились с русскими, у них еще был каменный век. Сохранилось их предание о первом железном топоре:

"У одного поворота, когда плыли, стук слышен стал. Отец сказал, своему сыну сказал: "Друг, какой стук слышен?" Сын ему сказал: "Отец, давай смотреть пойдем!" Прислушались: с горы слышно. Встали, поднялись на гору, по стуку пошли. Смотрят: человек лес рубит. Там стоя смотрят: человек! Потом подкрадываются, близко дошли. Дерево рубил. Снова подкрадываются, до верхушки дерева отрубленного дошли. Потом смотрят: у рта с волосами человек, с черной одеждой человек! Сын сказал: "Отец, будем стрелять! Убивши, топор его, очень острый, ни за что возьмем!" Отец сказал: "Оставь! Этот- давеча нашим шаманом сказанный человек". Потом встали. Раньше рубивший человек взглянул: взглянувши, встал, знаками звал. Пришли. Сказал: "Какие люди будете?" Слов его не слышали, так стояли. Тот, с черной одеждой, человек знаками разговаривал. Потом они знаками разговаривали. Тот, с черной одеждой, человек сказал: "В мой дом придите в завтрашний день..." Завтра утром встали, поплыли. Дом стоит. Смотрят - особым образом стоящий дом, до верхушки из дерева сделанный дом стоит... Когда они вошли, русские табак дали. Трубки тоже дали. Русские сказали: "Вот так режьте, дерево прибавьте, в отверстие трубки вкладывайте, огнем зажгите". Один тот табак курить начал, товарищу дал, сказал! "Друг, ты тоже кури, весьма вкусно". Все начали курить. {176} Русские вино дали, сказали: "Пейте". Юкагиры начали пить, все опьянели. С русскими побратались. Русские топоров дали. Русские сказали: "Этим рубите дерево". Все начали, рубить. Некоторые, свои ноги отрубив, умерли. Свои каменные топоры бросили. Ножей дали. Разных вещей - все давали. Русские потом одного юкагирского старосту (князца) сделали (назначили). Князца юкагирского сделав, сказали: "Этот у вас будет начальником. Этот как скажет, так будьте (живите). Этому ясак давайте, нам ваш ясак (он) будет отдавать"1.

Можно подумать, будто рассказчик сам был свидетелем всего им описанного. На самом деле это не так. Предания, в которых слышатся тишина лесов, всплески воды под веслом, таинственные удары топора, разносящиеся над рекой и горами, раз пять переходили из поколения в поколение, прежде чем навеки застыть на бумаге. Навеки ли? Вполне возможно, что это последнее утверждение слишком оптимистично. Мы ведь не знаем, как долго бумага сможет противостоять времени. Наш собственный опыт слишком незначителен по сравнению с той умопомрачительной нагрузкой, с которой на протяжении тысячелетий справлялась тончайшая ткань человеческого мозга.