Мост в бесконечность. Повесть о Федоре Афанасьеве

Впоследствии Федор часто думал, имел ли он право, подбивая Захара на выступление перед властями, остаться в стороне? Корил себя: не попытался столковаться с мужиками. И хотя понимал, что неделя, которую всего-то и поработал у Филонова, слишком малый срок, чтоб сорганизовать ядро забастовщиков, все равно корил себя: казалось ему, излишне поосторожничал. Вспомнилось, говорил Захару: «Больше требуйте, больше получите…» Оказывается, суть не в этом. Надо точно знать, чего требовать, а главное, чтобы требовали все, без разброда в умах, без робости и боязни.

Светлый, не по-казенному убранный кабинет располагал к доверительности отношений, более того, к этакой душевной неге. Даже портрет имнератора на стене, видать — даровитой кисти, смотрелся по-домашнему: украшение, да и только. Хозяин кабинета Сергей Васильевич Зубатов кусочком лайки, натянутым на деревянную балдашечку, полировал ногти. Неслышно вошел Евстратий Медников, правая рука Зубатова; мужик из старообрядцев, пробившийся верной службой в дворянское сословие. Горестно поджав губы, словно извиняясь за то, что вынужден отвлечь своего благодетеля от милого сердцу занятия, сказал:

— Господин Семякин изволили приехать… Только что получил донесение-с… Какие будут указания? Приуготовления какие?

Зубатов достал папироску. Медников услужливо зажег спичку. Дворянин-то он дворянин, а Сергею Васильевичу — верный раб. Забыв добро, тебе причиненное, сам от людской неблагодарности сгинешь. Истина старая, отцами-дедами в голову вбитая.

— Приготовления требуются серьезные, — улыбнулся Зубатов. — Поезжай-ка к Тестову, закажи кабинетец… И все, чем Москва славится, на стол. Если поросенок в сметане, чтоб еще визжал. Если стерляди паровые, хвостами пусть шевелят…

— Потрафим в наилучшем виде, — просиял Медников. — Понимаем-с — вице-директор департамента… Ублажим-с…

Обед удался. Икра в серебряном ведерочке словно чугунная дробь. Стерляжья уха — от жира пар не поднимается — желтыми лимонными глазами томно взирала на потолочную роспись. Шампанское от вдовы Клико, в меру охлажденное, пузырилось в бокалах, веселя душу… Разомлевший Семякин вещал заплетающимся языком: — Ну что Париж? Париж, он и есть Париж! Был командирован для более правильной постановки заграничной агентуры… Естественно, французская кухня… Пикантно, не стану отрицать. Но разве француз понимает толк в растегаях? Единственное, ради чего можно стремиться в Париж, — женщины… Но согласитесь, господа, рассуждать о достоинствах француженок банально. И потом разве наши женщины хуже? Нам порой недостает патриотизма…

Зубатов поддакивал, а у самого в мыслях другое: какой ответ привез Семякин на его всеподданнейшую записку? Спросить бы прямо, в лоб, да только дела-то нынчо прямиком не делаются. Организуй начальнику почетную встречу, ублажи икоркой, тонкими винами, потом уж спрашивай о главном. Упаси бог — сразу с делами: плохой тон. Омрачить можно настроение и себе навредить.

Зубатов давно уже, в обход своего прямого начальства, обращал внимание департамента полиции на крайне неудовлетворительное состояние провинциальной розыскной службы. Местные чины корпуса жандармов, занимаясь доносами друг на друга, сплетнями, мелкими интригами, обжившись, пригревшись в своих вотчинах, давно уже не способны работать, отвечая духу времени. Со смеху помереть, для некоторых жандармских генералов существует одна лишь «социалистская» партия. Живут, хлеб жуют, не подозревая даже о многообразии антимонархических течений в подпольном движении.

Слава богу, в департаменте полиции, да и повыше взять, начинают осознавать печальное положение, сложившееся в губернских жандармских управлениях. Все меньше и меньше остается уверенности, что жандармы, эти «очи и уши государевы», способны на плодотворные действия. Не случайно ведь, когда понадобилось выявить и срочно ликвидировать одну из серьезных революционных групп, в Сумы, Орел, Смоленск и Харьков были посланы филеры Медникова. Иа этой ранее не виданной акции настоял он, Зубатов. Упросил начальство — для пробы ради. И что же? Успех превзошел ожидания. Справились с труднейшей задачей за неделю: показали высокий класс работы Московского охранного отделения. Жандармские чины в этих городах даже не подозревали, что у них под носом энергически действуют его, зубатовские, люди.

Осмыслив опыт ликвидации, Зубатов в своей записке на высочайшее имя предложил коренную перестройку политического розыска. Следует сформировать особый отряд из наиболее способных и опытных филеров, который, постоянно числясь за Московским отделением, рыскал бы по всей имнерии, от края до края…