Читаем Мост в бесконечность. Повесть о Федоре Афанасьеве полностью

Обеспокоившись, после работы Федор послал брата к Мефодиеву узнать, не зацепило ли кого из организации.

— На окна сперва погляди, — учил конспирации, — ежели виден горшок с геранью, смело подымайся по черной лестнице. А коли цветка нету, тут же домой…

Егор вернулся — лицо белее мела, губы трясутся:

— Во дворе жандармы!

— А цветок? — всполошился Федор. — На окне или нет?

— Не знаю, не заметил…

Афанасьев быстро оделся, наказал брату:

— Кто будет спрашивать меня, отвечай — ушел незнамо куда…

Уже темнело, когда добрался до Галерной гавани к Володе Фомину на запасную явку. Опять же Бруснев научил: «Не дай бог, квартира в Сивковом рухнет — уговоритесь, где встречаться, а то долго друг друга не отыщете…» Пригодился совет, слишком быстро пригодился…

У Фомина, нахохлившись, сидели Николай Богданов, Володя Прошин и Петр Евграфов. Приходу Афанасьева обрадовались:

— Ну, слава богу, хоть ты уцелел! — облегченно вздохнул Прошин. — А мы уж думали…

— С Мефодиевым что? — нетерпеливо спросил Федор, надеясь в глубине души: брат чего-нибудь напутал, все в порядке. Но нет, чуда не произошло.

— Забрали, — тихо сказал Богданов. — В квартире засада… Карелин дома не ночевал, уберегся…

— Эх, Гаврюша! — Федор сокрушенно помотал головой. — Говорил ведь — уходи пораньше!

— На тяжелые кулаки понадеялся. — Володя Фомин стоял возле окна, поминутно выглядывая на улицу. — Думал, в случае чего отобьется… А удаль-то показать не пришлось: сонного взяли…

— Кто еще пострадал?

— Из наших вроде бы не шибко много, — успокоил Евграфов. — С Путиловского — Никола Поршуков, с Балтийского — Иван Крутов… Может, еще кто, но пока не знаем.

— А Климанов?

— Целый. Побежал к Брусневу, скоро, видать, объявится.

Егор Климанов появился не скоро, часа через два. И тоже принес недобрые вести. Студентов арестовано более ста пятидесяти человек. Среди них, к великому огорчению Афанасьева, оказался и Леонид Красин.

— Михайло Иваныч толкует — низовых кружков покамест не собирать, пускай волна схлынет, — подробно передавал Климанов. — А нам, комитету, по воскресеньям здесь, у Фомина… Цивинский придет, скажет, что делать дальше… И еще просил — крыльев не опускать, носы не вешать. Говорит, в сравнении с той пользой, которую принесет демонстрация, потери пустячные. Наши адреса ему известны: понадобимся — сам отыщет…

<p>ГЛАВА 5</p>

Брат Егор работал в ночную, Федор Афанасьевич вечеровал в одиночестве, читая «Религию и капитал» Поля Лафарга. Вкрадчивый стук поднял его с топчана; спрятав книгу под тюфяк, откинул крючок. Чего никогда не бывало, в дом на Обводном самолично пожаловал Михаил Бруснев.

Смазные сапоги, поношенная поддевка, поярковая шапка — прямо-таки крестьянин, земляк из Ямбургского уезда. Скуластое лицо Бруснева, глыбистая фигура никак не выдавали в нем интеллигента: переодевшись, Михаил спокойно мог появиться на любой сходке, в любом рабочем кружке и везде, где его не знали лично, сходил за мастерового. Однако, что нравилось Афанасьеву, Михаил не бравировал простонародной внешностью, не играл своего в доску — это первое. И второе: будучи умелым конспиратором, на рожон не лез, кружками руководил через третьих лиц, оставаясь в тени. И то, что он заявился вдруг, без предупреждения, Афанасьева обеспокоило: уж не беда ли опять?

— Покамест тихо, — устало сказал Бруснев. — Промок вот, дождик на дворе…

Федор согрел чаю, нарезал ситного, поставил блюдце с мелко наколотым сахаром. Семилинейная лампа давала немного света: по углам гнездился мрак. Комнатушку эту братья Афанасьевы продолжали снимать и после того, как хозяин доходного дома существенно повысил плату. Непосильно много затребовал, некоторые семейные жильцы съехали. Новгородец лаялся с хозяином, придумывая самые необыкновенные ругательства, однако же погавкал, погавкал и тоже перетащил семейство в фабричную казарму, выпросив угол возле окна. Но Афанасьев в мыслях не держал отказаться от дорогого, но удобного жилья. В казарме у всех на виду, не спрячешься. Поговорить о прочитанном не думай — кругом чужие уши. Да и с книжкой-то оглядывайся, как бы не заподозрили в крамоле. А здесь пусть дорого, но мило. И для кружка удобно: в большой дом стекаются по одному, узнай, в какую квартиру… Взять сегодняшний случай. Разве Бруснев пошел бы в маленький домишко где-нибудь на Песках? Ни за что на свете! Сам сколько раз повторял: конспирация — превыше всего. А сюда заявился без опаски, потому что в населенном разнокалиберной публикой здании легче затеряться…

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже