И ехали продавать карточки всем желающим: большую фотографию по два рубля, которая поменьше — рубль. Чиновники покупали, управляющие фабриками, мастера, колористы; приезжие господа, которым вольные скопища народа в диковинку. К сожалению, прав был Петруха Волков — не разбогатели, однако же капало в стачечную кассу постоянно; скудный ручеек, но живой, вселяющий надежду. Держаться надо, хоть умри — держаться… Как на зло, председателем потребительского общества в городе состоял чужак — кадет Шорин. Отказывается, подлец, помогать забастовщикам, не открывает кредита — требует наличных. Голова пухла от забот, где взять проклятое злато…
И вот, когда положение особенно обострилось, когда недругам стало известно, что безденежье неминуемо должно задушить стачку, Федор Афанасьевич вспомнил: в прошлом году Странник рассказывал — рабочие Товарищества Иваново-Вознесенской мануфактуры собирали средства на постройку фабричной часовни. А может, деньги целы?
— Часовню не построили, война помешала, — Семен пожал плечами. — А где средства и сколь, про то не знаю. Я не участвовал…
— Надобно их залучить обратно, — потребовал Афанасьев. — Заплатим Шорину, наберем харчей, распределим по талонам.
— Дак кто же отдаст? — смутился Балашов. — Что с воза упало, считай, пропало. Поди, в книгу записаны, за семью печатями.
— Вы — депутаты! — жестко сказал Федор Афанасьевич. — Проголосуете — десять печатей можно порушить. Из глотки рвите! В этом наше спасение…
По первому слову депутатов до смерти испуганный кассир «Компании» согласился перевести в лавку общества потребителей тысячу четыреста тридцать семь рублей. А верующих, из тех, кто был недоволен этой финансовой онерацией, Семен Балашов успокоил:
— Добьемся у хозяев прибавки к жалованью, еще больше соберем. Не часовню — храм воздвигнем!
Второго июня Свирского разбудили ни свет ни эаря, сказали — вызывают в городскую управу. Поежившись от утренней свежести, Виктор Францевич отправился пешком, размышляя, что за срочность, зачем мог понадобиться в неурочный час. Губернатор, сообщив министру внутренних дел о развивающихся в нем признаках нервного расстройства, покинул мятежный город, оставил вместо себя Сазонова — человека еще не старого, полного энергии. Может, ему не спится…
Предположение подтвердилось. Встретил его вице-губернатор, пригласил в кресло, хмуро объявил:
— С минуты на минуту прибудет Кожеловский, хочу, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре. — Помолчал и ехидно пропел: — Во избежание кривото-олков, когда будете писать в столицу… — Виктор Францевич сообщил министерству финансов, что по предложению Сазонова устроил встречу рабочих депутатов с городским головою, предполагая предварительную договоренность вице-губернатора с Дербеневым. Однако же Павел Никанорович категорически отказался вести нереговоры с забастовщиками, заявив об отсутствии полномочий. Рабочие возмутились, на Талке кричали о новом обмане властей. В неразберихе обвинили Сазонова, хотя, как потом выяснилось, именно Дербенев, испугавшись ответственности перед коллегами, засевшими в «Славянском базаре», в последнюю минуту «отработал назад». Теперь же Иван Николаевич Сазонов, наверное, придумал что-то еще, но жаждет его свидетельства, чтобы при случае сразу и без нервотрепки оправдаться.
Полицмейстер — чисто выбритый, усы нафабрены — ввалился в кабинет, щелкнув каблуками огромных сапожищ, поприветствовал.
— Я ознакомился, Иван Иванович, с вашим донесением, — с нарочитой озабоченностью произнес Сазонов. — Нахожу положение тревожным. Будьте добры, повторите основные положения записки при фабричном инспекторе.
— Позволю заметить, — господин Свирский сами отлично знают, что творится на Талке. — Кожеловский выпучил глаза. — Агитаторы, пользуясь рабочим движением, перешли от экономических нужд к вопросам революции… Предлагают свергнуть не только местную администрацию, а вообще правление и государя…
Вице-губернатор перевел вопросительный взгляд на Свирского. Фабричный инспектор как бы виновато вздохнул:
— К сожалению. Приезжие орудуют…
— Только ли приезжие? — сурово спросил Сазонов. Виктор Францевич развел руками. Сазонов продолжал — У меня есть сведения, что противоправительственной агитацией занимаются и ваши подопечные… В общем так, господа. Собрания на Талке стали принимать явно политический характер. Находя, что подобные собрания не могут быть далее терпимы, мною издано обязательное постановление о прекращении сходок. — Вице-губернатор взял со стола листок бумаги. — Сейчас, господа, это постановление будет вывешено в городе… Вам, Иван Иванович, надлежит обеснечить его выполнение. Приезжими агитаторами я займусь сегодня ночью, а с завтрашнего утра в вашем распоряжении, Иван Иванович, сотня казаков и эскадрон драгун под личным начальством подполковника Мальчевского. Вы свободны…
Полицмейстер, которому надоел размазня-губернатор, не мог сдержать радости по поводу решительности Сазонова.
— Ну-с, теперь будем действовать силой! — воскликнул он, потирая руки. — Честь имею, господа!