Мост в бесконечность. Повесть о Фёдоре Афанасьеве

— Очень осторожен… Спасу нет, до чего осторожен. Из дому выходит, всю улицу оглядит, проверку делает. Заходя куда-нибудь, сызнова проверяет. Поверите, на поворотах, за углами, и то оглядывается…

— Я-то тебе поверю, а вот поверит ли Гвоздик, что за ним нет слежки, — вот в чем закавыка. — Медников пощелкал пальцами, размышляя. — Завтра пойдешь в паре с извозчиком… Каланча!

— Здеся я! — отозвался филер, облаченный в кучерской армяк. — Слухаю, Евстратий Павлович!

— Завтра с Бугаем понаблюдаешь Гвоздика. Двойным манером: он пешим, ты — пролеткой. Ясно?

— Так точно!

К докладу приступил Барин: фатоватый господин с подкрученными усиками. Перебирая пальцами поля фетровой шляпы, хихикал:

— Наблюдаемый Факельщик, ей-богу, глупый. Ничего вокруг не видит, конспирации не соблюдает. Одно плохо — бегает быстро. Ей-богу, как заяц. Приходится на извозчике… Пожалуйте счетик к оплате…

Медников бегло просмотрел отчет с пометками об израсходованных по службе деньгах, произнес вяло:

— Скидай полтинник на каждую ездку, больно дорого платишь извозчикам. Платишь таровато, а толку маловато… Ты по кличке Барин, не по родословной: шиковать не смей.

Филеры загигикали.

— Так ведь, Евстратий Павлович, концы какие! — загорячился Барин. — То его в Сокольники метнет, то на Большую Дмитровку!

— Скидай, скидай… — Медников, не слушая объяснений, вернул бумажку.

Ксенофонт Степанович понял: что здесь делается — никому в охранном неведомо, все зависит от Медникова. Он и жалованье может прибавить, и наградить. А может оштрафовать и расходные деньги урезать. Господин Семякин — далеко и высоко, а Медников — вот он, рядышком. Кого почитать за хозяина? Кому служить вернее? Голова кругом идет…

Окончив принимать донесения, Медников снова пошел вдоль строя. Установилась мертвая тишина. Елохов заметил, что один из филеров постепенно вжимает голову в плечи. Евстратий Павлович задержался возле него, склонившись немного вперед; долго рассматривал, словно видел первый раз. Фигура агента съежилась, он даже ноги поджал.

— Ну, что молчишь? — ласково спросил Модников. — Докладывай. Опиши свои подвиги…

— Чего же докладывать, Евстратий Павлович? — пролепетал агент. — Наблюдаемый с утра вошел в дом на Козихинском, а обратно не вышел… Поди, ночует…

— Ночу-ует? — еще ласковее переспросил Медников.

— Ага! — Филер шмыгнул подозрительно красным носом. — Не иначе как…

— А до которого часа ждал?

— До одиннадцати.

— Ночи?

— Так точно… утра… никак нет, — лопотал агент, прикрывая ладонью щербатый рот.

— Та-ак, — Медников упер руки в бока. — Сухомятка!

— Слушаю, Евстратий Павлович! — донеслось из дальнего угла.

— Когда наблюдаемый вышел с Козихинского?

— Без четверти десять, минутка в минутку…

— И куда подался? Громче! — Медников приложил согнутую ладонь к затылку, заправив за ухо длинную прядь.

— Встретился на Тверском с Заклепкой.

— А куда же делся наш герой, который ждал, говорит, до одиннадцати?

— А в пивную!

Медников медленно взял провинившегося филера за грудки и неожиданно сильно ударил спиной об стену; голова несчастного мотанулась, из-под затылка на плечи посыпалась отсыревшая штукатурка.

— Виноват, Евстратий Павлович, — только и вымолвил.

— Виноват, мерзавец, так и говори, что виноват, кайся. — Медников по-кошачьи открытой лапой ударил агента по лицу, тот снова затылком об стену. — На коленях ползи, клянись — виноват… А не ври, подлец, не ври! Нет еще такого прохвоста, чтобы обмануть Медникова, ие родился… Дур-рак! Мер-рзавец! Пять рублей штрафа записываю. А повторится — вылетишь вон!

Наградив филера еще парой зуботычин, Евстратий Павлович вытер руку носовым платком и вернулся к столу. Помолчал и, совсем успокоившись, сказал:

— Господа, у нас — пополнение…

Ксенофонт Степанович сделал шаг вперед. Филеры, вытягивая шеи, рассматривали новичка. Подержав его в таком положении, Медников кивнул, разрешая стать в строй. И объяснил:

— Пришло время сообщить… Те из вас, кто делом доказал рвение по службе, будут зачислены в летучий отряд, где старшим назначен господин Елохов… Господин Елохов в пивную не пустит. Господин Елохов сам не пьет и другим в служебное время не позволит. Верно говорю, Ксенофонт Степанович?

— Так точно! — отчеканил Рыба, не обращая внимания на иронические посмехи филеров.

Евстратий Павлович не стал обременять Елохова определенным заданием. Сказал, прощаясь: «Походите по городу, присмотритесь. Может, встретите кого из старых знакомцев…» Елохов предложение Медникова принял с благодарностью. На первых порах ему, естественно, трудно; не знает даже, кто из революционистов скрывается под этими кличками — Гвоздик, Факельщик… Но вполне допускал, что один из них — тот самый бородатый, который ускользнул в Петербурге. Осмотрится Елохов, обживется — пойдет по следу любого, на кого укажет Медников. Однако всегда для своего удовольствия с особым рвением будет ловить Петербургского супостата. Здесь он где-то, здесь… Тайный агент Штрипан перед отъездом Елохова рассказал: Афанасьев в Москве. Бог даст — теперь не вырвется.