В его голосе звучало неприкрытое отчаяние. Руки он сцепил на животе, будто стараясь унять рвотные спазмы. Джин в безуспешной попытке успокоить сына обнял его, но Том продолжал раскачиваться взад-вперед на стуле. В комнате повисла тишина. Тогда Джин быстро перечислил факты, которые сообщил ему Джейкобсмейер и на основании которых детективы сомневались в его показаниях.
– От моста до реки девяносто футов, сын. Ты не мог упасть с такой высоты и остаться в живых. Это невозможно, – мягко произнес он.
Том тупо тряс головой:
– Не знаю, что вам еще сказать. Не знаю. Все так и было.
И он снова зарыдал.
В уже упомянутом методическом пособии для полиции «Допрос в уголовном деле и признание подозреваемого» говорится:
В этой методичке, по которой офицеры полиции учатся допрашивать подозреваемых, подчеркивается, что Верховный суд США признал законным использование обмана и уловок при допросах. В тексте приводится ряд примеров, когда обманутые подозреваемые давали правдивые признательные показания. Более того, авторы пособия призывают офицеров полиции активнее прибегать к обману подозреваемых, отбросив то, что сами именуют «приличиями».
Во второй половине дня пятого апреля 1991 года Джину Камминсу очень пригодились бы эти нехитрые знания. Он был образованным и умным человеком и, по его собственным словам, в данной ситуации относился к полиции с долей здорового скепсиса, но он не читал методичку «Допрос в уголовном деле и признание подозреваемого». Он понятия не имел, что полиция способна прибегнуть к откровенному вранью, и даже не знал, что это считается законным. Он не был готов к тому, что, пока его сына терзают в соседнем помещении, он будет сидеть в кабинете Джейкобсмейера и вежливо выслушивать ложь, которую ему скармливает лейтенант.
Том Камминс не падал со Старого моста Чейн-оф-Рокс с высоты девяносто футов. Он упал примерно с пятидесяти.
Глава девятая
Худший во всем расследовании момент наступил для Тома, когда в допросную вошел его отец и попросил рассказать правду. До этого, как бы на него ни кричали, как бы его ни оскорбляли, Том верил, что родные помогут распутать этот чудовищный клубок недоразумений. Очевидно, произошла ошибка – гигантская, космического масштаба ошибка.
Убедившись, что ему не верит родной отец, Том потерял всякую надежду. Пока он плакал, Джина оторвали от него и выставили за дверь, и он снова остался наедине с Джейкобсмейером и Паппасом. Ему стало безразлично, что с ним будет дальше, – хуже было некуда. Его не волновал ни арест, ни судебный приговор. Джейкобсмейер намекнул ему, что лучше признаться, чем угодить на электрический стул, но Том пропустил его слова мимо ушей. Электрический стул его не пугал – все самое плохое уже случилось. Он хотел одного – чтобы его оставили в покое, дали выплакаться и поспать.
– Ну-ка, давай еще раз, – произнес Джейкобсмейер, садясь на стул напротив Тома. – Вот как все было.
Джейкобсмейер снова принялся излагать свои сценарии происшедшего. Том мотал головой, но без прежней горячности. Его возражения звучали все тише, слабее и безучастнее, и Джейкобсмейер это почувствовал.
– Когда Робин прыгнула в реку спасать Джулию, ты перепугался, побежал к берегу и сам прыгнул следом, пытаясь их отыскать. Не найдя их, ты отправился за помощью, остановил дальнобойщика и попросил позвонить в полицию. Так все было? – подытожил лейтенант.
Том закатил глаза и глубоко, протяжно выдохнул.
– Знаете что… – Он говорил медленно; ощущение полной безысходности придало ему мужества. – Верьте, во что хотите. Я рассказал вам правду. Если вам больше нравится ваша версия – пускай. На здоровье. Почему нет? Так все и было.
Признание.
– Бинго! – произнес Джейкобсмейер, глядя на стоявшего за спиной у Тома Паппаса. – У нас есть признание.
Детективы торопливо покинули комнату, а Том, впервые за весь день оставшись в одиночестве, не заснул. Он пытался осмыслить, что только что произошло, но единственным чувством, которое он испытал, было облегчение. Страх ушел – для него больше не было места. Его не пугало слово «признание» – он ничего не подписывал, и диктофона столе не было. Не говоря уже о том, что слово «признание» он произнес в порыве язвительного сарказма. Да уж, сарказм вышел на славу. «
– Пошли, – сказал он.
Паппас повел Тома по нижнему этажу полицейского участка, через ярко освещенную подземную парковку. Всего час назад Тома от одной мысли оказаться наедине с грозным Паппасом охватил бы ужас. Но сейчас он чувствовал себя в безопасности – из отчаяния родилась уверенность. Офицер не орал на него, даже не смотрел в его сторону – просто шел рядом, почти как нормальный цивилизованный человек.