Читаем Мост в небеса. История убийства моих сестер и его последствий для нашей семьи полностью

Кэй слушала указания адвоката с нарастающим страхом, но именно этот страх придал ей сил. Теперь она получила четкое и ясное задание. Наконец она по-настоящему поможет сыну. Только материнский инстинкт, требовавший во всем поддерживать Тома, не позволял ей немедленно отправиться в полицию и закатить там скандал. Ей очень не понравилось, когда утром на мосту ее отодвинули в сторону. Одни ее утешали, другие игнорировали, но о деле с уважением говорили исключительно с ее мужем. «Они гордятся своим сексизмом едва ли не больше, чем бляхами», – подумала она. Но теперь, когда они обвинили ее сына в преступлении, ее материнское сердце преисполнилось гнева, который придал ей сил и решительности. Она глубоко вдохнула и набрала номер таксофона, который продиктовал ей Джин, – пользоваться телефоном в кабинете убойного отдела ему больше не разрешали. Джин снял трубку на первом же звонке.

– Слушай меня. Сейчас ты пойдешь к дежурному по отделению и заявишь, что вы с Томом уходите. Запиши его ответ дословно, а потом перезвони мне, – проинструктировала мужа Кэй.

Она повесила трубку и принялась ждать. Несколько минут спустя телефон зазвонил; Джин говорил еще более убитым, чем прежде, голосом:

– Записываешь?

Кэй подтвердила, держа ручку над небольшим блокнотом, лежащим на колене.

– Он сказал: «Вы можете идти куда угодно, но Том останется здесь», – зачитал Джин из собственного блокнота, которым еще днем успел где-то разжиться. Голос его заметно дрожал, и он попытался скрыть дрожь, закашлявшись. – Я в принципе ждал чего-то в этом роде, но…

Кэй прикусила губу и, собрав все свое мужество, сказала:

– Все в порядке. Мы были к этому готовы. Я свяжусь с Фаббри и сразу тебе перезвоню.

На этот раз Кэй набирала номер еще быстрее. Нажимая на кнопки, она заметила, что у нее трясутся руки. Она попыталась унять дрожь, но безуспешно – ее буквально колотило от страха и прилива адреналина.

– Они сказали, что не отпустят Тома, – выпалила она в трубку, даже не поздоровавшись.

– Хорошо, я уже еду туда. Перезвоните мужу и скажите, чтобы вернулся к дежурному и заявил, что вы нашли для своего сына адвоката и что его зовут Фрэнк Фаббри. Пусть потребует немедленно прекратить допросы и снова дословно запишет ответ дежурного. Кэй, ваш сын сейчас в таком состоянии, что даже папе римскому ничего путного не расскажет, – сказал Фаббри.

Кэй глянула на стоявшие на отцовской тумбочке часы и быстро подсчитала в уме: Том был на ногах не меньше полутора суток.

– Следующие несколько часов вам придется туго, – продолжал Фаббри. – Полиция не хочет отпускать Тома, но они исчерпали лимит времени, в течение которого имеют право задерживать его без ареста, так что, по всей видимости, его арестуют. Вероятнее всего, по обвинению в двойном тяжком убийстве первой степени. Впрочем, у меня такое впечатление, что им пока не на что опереться. Отчасти они захотят арестовать его из-за нас. Но мы должны немедленно прекратить любые их попытки получить от вашего сына какие-либо показания. Так что никакой паники. Мне нужно как можно скорее добраться до участка – я перезвоню вам, как только увижусь с вашим сыном. И передайте все, что я вам сказал, вашему мужу.

Кэй кивнула, тщетно пытаясь восстановить сбившееся дыхание.

– Спасибо вам. – Ничего лучше она сейчас придумать не могла.

Она позвонила Джину, передала ему очередные инструкции адвоката и попросила сразу же перезвонить ей. Он так и сделал, и в его голосе звучало некоторое облегчение.

– Ну, что он сказал? – спросила Кэй.

– Я все ему передал, как ты просила: что мы нашли для Тома адвоката и что его зовут Фрэнк Фаббри. Дословно дежурный ответил: «Твою мать, только не он». Видимо, с адвокатом вы не прогадали – его тут, кажется, знают.

– Джин, послушай, Фаббри сказал кое-что еще, – перебила мужа Кэй. – Он кое о чем предупредил. Настаивая на прекращении допросов, мы как бы вынуждаем их арестовать Тома. Фаббри сказал, что, скорее всего, его арестуют по обвинению в двойном тяжком убийстве первой степени.

Джин молчал. Что-то его отвлекло.

– Джин? – позвала Кэй. – Джин!

Тот не отвечал, зато Кэй услышала чужие голоса и приближающийся звук шагов. Незнакомый ей низкий голос сказал что-то, чего она не расслышала, и Джин ответил: «Да?» Затем низкий голос произнес уже четче: «Ваш сын арестован по обвинению в двойном тяжком убийстве Джулии и Робин Керри первой степени».

Судя по стуку, Джин выронил трубку. Кэй охватила паника. Она несколько раз прокричала в трубку его имя. Потерявшие терпение Тинк и Кэти распахнули дверь и вбежали в спальню на испуганный голос матери. Они стояли, держась одна за другую, в дверном проеме, но ближе не подходили. Мать их не замечала. В ее глазах метался ужас; она мерила шагами комнату, крича в трубку имя отца. Примерно полминуты спустя на том конце послышался глухой голос Джина.

– Я перезвоню, – всхлипнув, сказал он.

Кэй даже не успела ответить мужу – из трубки раздавались гудки.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное