Коваль изумленно уставилась на него, не замечая, как столбик пепла на кончике сигареты увеличивается и рискует упасть ей на голое колено, открытое чуть разошедшимися полами кимоно.
– Я? Управлять? – медленно повторила она. – Ты это серьезно?
– Почему нет?
– Ну, ты даешь… Да мне эти бумаги нужны с единственной целью – обезопасить себя от дальнейших попыток Гришки зацепить меня чем-то. Все – это единственная цель. И больше меня ничего не интересует. Я возьму их с собой и уеду, а Бесу пришлю копии – пусть попрыгает.
Гена ничего не сказал. Он чувствовал, что в плане Марины существует слабое звено, но пока не мог понять, какое именно. Он знал, что бумаги, которые добыл Вишнев, могли стать опасны для самой Коваль – как только окажутся у нее в руках и об этом догадается Бес. Вот тогда он не будет разбираться, кто она ему – просто наймет человека, чтобы убрал потихоньку. Конечно, он, Гена, постарается не допустить этого, но всего не предусмотришь, и в одиночку корчить из себя Рэмбо можно не так долго. Но если сюда приедет еще и Хохол, то тогда вообще заварится такая каша, что лучше не думать. И ведь еще момент – племянник Марины, Николай. Ветка строго-настрого запретила даже упоминать при Коваль о скандальном интервью Кольки, но кто может поручиться за то, что она не услышит о нем как-то случайно? Жизнь такая непредсказуемая, и за каждым углом подстерегают неожиданности и глупые случайности.
В дверь позвонили, и Марина вдруг напряглась в нехорошем предчувствии:
– Ты же сказал ему сперва по телефону позвонить.
Гена поднялся с пола и вынул из лежавшей на столе кобуры пистолет:
– Сидите тихо, я посмотрю. Это не может быть Вишнев, еще рано. И он позвонил бы прежде, чем идти – адреса моего он не знает.
Эта фраза заставила Марину занервничать еще сильнее. «Теряю былую хватку», – подумала она, вставая с дивана и на цыпочках подбираясь к двери.
Звук отпираемого замка усилил напряжение – кого это Гена впускает в квартиру? И вдруг раздался голос Ветки, от которого у Коваль задрожало что-то внутри – она не планировала встречу с подругой, мечтала избежать ее.
– Гена, мне больше некуда! – говорила меж тем Ветка в коридоре. – Алешка, слава богу, на реабилитации, хоть за него можно быть спокойной. Но я не могу – понимаешь, не могу больше терпеть! Не мо-гу! – выкрикнула она с таким отчаянием в голосе, что у Марины сжалось сердце. – Он оскорбляет меня, а я вынуждена слушать и проглатывать! Сколько можно?! Я все время одна, все время с ребенком – и в ответ только оскорбления, пренебрежение! За что?! А теперь еще и вся эта суета со взрывами! И я вынуждена бояться и за Алешку, и за себя!
Она умолкла, а Гена хмуро поинтересовался:
– Чем я могу помочь, Виола Викторовна?
– Не знаю… мне просто не к кому больше… заберу Алешку и уеду к Маринке в Англию.
«О-па… ну, ты, милая, даешь! – подумала Коваль, кусая ноготь большого пальца. – Ко мне она уедет! А я жду тебя, думаешь? Я приехала с муженьком твоим итоги жизни подвести, между прочим».
– Гена… а ты что – не один? – спросила вдруг Ветка, и Марина легко шлепнула себя по лбу ладонью – в коридоре стояли ее ботинки и висела шубка.
– Не один, – ровным тоном ответил Гена. – Подруга детства у меня в гостях.
– А-а… – протянула Ветка расстроенно. – Я вам не помешаю… вы общайтесь, я в кухне посижу пока, ладно?
Коваль лихорадочно соображала, что делать дальше, что говорить, как представляться, как вообще себя вести, когда Ветка окажется лицом к лицу с ней. Того, что она ее узнает, Марина не боялась – во-первых, вряд ли, во-вторых, даже если узнает – Ветка не из тех, на кого нельзя положиться.
В коридоре раздались легкие Веткины шажки, и вот она уже на пороге – Коваль едва успела переместиться к окну и повернуться спиной к двери.
– Добрый день, – прошелестело за спиной. – Извините за вторжение. Меня зовут Виола.
– Очень приятно. Маша, – хриплым от волнения голосом проговорила Марина, не поворачиваясь.
Ей почему-то было очень трудно развернуться и посмотреть в глаза подруге, с чьим мужем она сейчас собиралась сводить счеты. Именно это не давало Марине возможности вести себя как-то иначе, не чувствовать вины.
Она слышала, как Ветка усаживается в кресло, как щелкает замком сумочки, доставая сигару, обрезалку и зажигалку.
– Вы не курите? – спросила она. – Не возражаете, если закурю я?
– Курите.
Коваль и сама с удовольствием закурила бы, но для этого нужно было повернуться и взять сигареты со столика. А этого сделать она, к своему удивлению, так и не могла. Воцарилось молчание, но в нем чувствовалась какая-то напряженность, и Марина сделала над собой усилие и оттолкнулась от подоконника. Ветка окинула ее цепким внимательным взглядом и… ожидаемо не узнала. Марина же, стараясь не выдать себя взглядом, только мельком глянула на подругу. Та почти не изменилась, по-прежнему напоминала дорогую фарфоровую куклу с идеальными белокурыми кудряшками, обрамлявшими искусно подкрашенное лицо. Только взгляд… Никогда прежде Ветка не смотрела так растерянно.
К счастью, в комнату вошел Гена с подносом, на котором тихо позвякивали чайные чашки.