– Мать твою, чтоб тебя, – выругался Велигор, поднимая того с пола, пока тот, стоная, приходил в себя.
***
– Поверить не могу, – потрясенно произнес Ниршан, держа у своего глаза компресс со льдом.
– По крайней мере, ты не сошел с ума, – утешил его Велигор.
Все выглядело крайне бредово. Они просмотрели записи последнего раза. Обычно если Ниршан и просыпался ночью, то только бродил по комнате, трогал предметы и валял дурака. Ничего в этом необычного, кроме провалов в памяти, не было. Лунатизм случается. Но в этот раз случившееся говорило о фантастическом.
– Значит, некий Дух управляет моим телом по ночам, с двух до четырех утра. И пытается освободиться от меня, – повторил он еще раз, больше для себя, пытаясь переварить.
–И судя по всему, оно женского рода, – добавил Велигор.
– Почему?
– Дерется, как девчонка. Но владеет только телом, твоими воспоминаниями нет. И к общей сети у него доступа тоже нет. Я пробовал с тобой связаться. Тишина, связь отсутствовала.
– Это хорошо, – Ниршан тягостно вздохнул.
– Согласись, похоже на технологии шептунов. И как хитро – получить в свое распоряжение тело одного из нас. Неслабо, да?
– Если об этом узнают, мне конец, – поежился Ниршан.
Велигор покосился на него, налил им еще по бокалу выпить. Они вызвали дополнительную бригаду, в компанию к медикам. Криминалистов. И те по-новой обследовали дом. В кабинет вошел Киф Ли, сел в кресло.
– Любите вы сложные задачи. Показать вам полтергейста? А?
– И?
– Пространственные характеристики изменены. Причем сильно. Магнитные поля в доме закольцованы так, что пучит от красоты чисел, – он потыкал в планшет, затем движением руки перекинул файл с него на голографер Ниршана.
Те уставились на цифры и спирали, похожие на золотое сечение.
– Это что такое? Спираль Архимеда?
– Квинто-квантовый круг. Тональности, до-ре-ми-фа-соль-ля-си.
– Да мы поняли. Нам-то это зачем?
– Там, где шел ваш дух, пространство выгибалось и перестраивалось из обычного в гармоничное.
– Я же говорил, дело рук шептунов, – произнес Велигор, морщась.
– Если так, то очень необычно, – заметил Киф. – Ведь сама по себе структуризация пространства ничего не дает. Только что заразы меньше. Ничего опасного в этом нет. Изменение параметров пространства может урезонить толпу, улучшить биологический климат в доме.
– Чего?
– Цветы будут расти лучше.
– Ерунда какая-то, – Велигор закрыл экран голографера.
– В общем, этот ваш дух не опасен, – заключил Киф, почесывая затылок, посмотрел на Ниршана. – Ну, кроме владения телом.
Прекрасно! Его губы дрогнули в улыбке.
– Меняет пространство на более здоровое и пытается дрочить, – буркнул Ниршан.
– Персональная дрочефея?
– А что? Жаль, что ты ничего не помнишь, – согласился Киф.
Они заржали.
– В буре деяний, в волнах бытия. Всяко бывает, мой друг, у тебя, – подытожил Велигор.
– Как ты сказал? – не понял Ниршан.
– Не я. А Дух твой. Перед тем, как того. Сказал: в буре деяний, в волнах бытия, и исчез.
Ниршан вмиг подобрался, стал серьезным, собранным. Задумался, словно что-то вспоминая, затем широко ухмыльнулся.
– Не так. В буре деяний, в волнах бытия.
Я подымаюсь,
Я опускаюсь…
Смерть и рожденье -
Вечное море;
Жизнь и движенье
В вечном просторе…
Так на станке проходящих веков
Тку я живую одежду богов.
– Да, именно тку. Что ж такое живая одежда богов? М? Это никакой не шептун, господа. Бабы шептунами не бывают. Я знаю, кто это.
Ускользая в пространстве
Меня в жизни никто и пальцем не тронул. Оттого прыжок бессмертного и его дальнейшие действия повергли меня в откровенный ужас. Такой, что проснувшись, я несколько минут обдумывала случившееся, а потом бросилась собирать чемодан.
Спустя сутки я переступила порог дома. Отныне мне не разрешалось ступать на остров, как впрочем и другим женщинам. Пришлось остановиться у Элени, после длительного вояжа несколько дней я отсыпалась и отдыхала.
– Ты не должна была возвращаться, – укоряла она, хотя и рада была видеть.
Странное дело тоска. Сначала ты пытаешься уехать из родного дома и рвешься повидать мир, обрести свободу, а затем начинаешь тосковать.
– Я скучала по Афону, по тебе, по отцу Кириллу.
– Я тоже, но это неправильно, – Элени словно разрывалась между тем, что говорила и что делала. Она вроде бы как опасалась чего, но при этом тискала меня в объятиях, не переставая гладить то по плечам, то по спине, то по голове. – А если тебя поймают? Где твоя логика, Максима? Где разум?
Я понимала, что попросту чувствовала и все. А вот древние считали чувства и разум критериями не только всего чувственного, но и звуковысотных различий, гармонии звучаний. Ну, типа когда люди сердятся, разве они не звучат громко, не говорят басом или на высоких тонах. Звуки их гневные, резкие, страшные. Или когда они любят, они тихие, нежные, звучат ласково и созвучно. Заставьте человека спеть в порыве гнева, это будет весьма яростное пение. А когда он любит? Или напуган, как я?