Мосты

Времени не хватало. С утра до позднего вечера донимали науками. Один педагог оставлял нас усталыми, другой принимал за отдохнувших. По восемь часов в день. Синус, косинус, тангенс. Геометрия, тригонометрия, алгебра. Голова кружилась. Возвращаясь вечером в интернат и увидев где-нибудь светлое окно, я будто и там, за белой занавеской, слышал бесконечную зубрежку: синус, косинус, тангенс.

Думал, не вытяну. Но мне повезло. Экзамен по математике мы сдали хорошо. Теперь за нас взялась Алла Давыдовна, преподаватель молдавской литературы. Эта штука оказалась еще трудней. У математика программа большая, и он торопился. У Аллы Давыдовны же науки не шибко богато, а времени - непочатый край! Рифмы парные, перекрестные, кольцевые. Ассонансы. Добравшись до метафор, я забывал, что такое хорей, анапест и амфибрахий. Снова начинал с парных рифм, перекрестных и кольцевых. Однажды учительница рассердилась не на шутку:

- Вот! Вот! Другой раз будете знать!

Каждый из нас получил по большой корявой тройке. И продержала нас еще часа два.

- Сочиняете стишки и рассылаете в газеты... А с азами теории литературы никак не справитесь!

Занимался в нашей группе один стихоплет, напечатавший несколько строк. Из-за него все мы и отдувались.

Должен сознаться, ни одного предмета я так не боялся, как молдавской литературы. Виной этому была только Алла Давыдовна. За десять дней ни разу не видел, чтоб она улыбалась. Вероятно, такой характер. Нам же тогда чудилось, что она обижена на нас. И мы старались, из кожи вон лезли.

Счастливый Прокопий Иванович! Лишь он спасался от мучений... Купил немецкий велосипед и завел обыкновение: день-два ходит на лекции, день-два проводит дома с женой. В училище возвращался с кое-какими припасами. И не забывал букет фиалок для учительницы. Но Алла Давыдовна даже спасибо не говорила. Недовольно поджимала губку с черными усиками и вызывала его к доске. После такой благодарности Прокопий Иванович снова быстро вскакивал на велосипед и улепетывал в Кукоару.

Весна входила в свои права. Давно зацвел кизил. Среди каменных руин проклюнулись зеленые травинки. Дни установились ласково-теплые. Далеко от села гудела канонада. А у нас прокатывался гром. В пыльном воздухе пахло ливнями. В нынешнем году фиалки рано потеряли запах: крестьяне говорят, после первого грома фиалки перестают пахнуть.

- ...Да. Надвигаются обложные ливни... - промолвил Прокопий Иванович.

- Ливни с пузырями... для слепых с поводырями, - усмехнулся Георге Негарэ.

Земля и ливни были нам куда понятнее, чем ассонансы и анапесты...

Не велико удовольствие тащиться по дождю сорок километров. Даже после того как избавился от теории литературы. Мы голосовали, пытаясь остановить военные грузовики. Но машины проносились мимо. Некогда мешкать: бои шли под Берлином.

На равнинном месте и под гору мы садились в телегу Негарэ. На подъемах брели сзади.

Негарэ укрыл сеном мешки от дождя. Они еще были белые от муки. Георге торговал в Оргееве мукой, хорошо сплавил товар. Оттого дождь его радовал еще сильней.

- Теперь земля напьется, - потирал он руки, довольный. И подбадривал лошадок: - Но, клячи! Ожидается добрый год! Не слышите, что ли, как гремит телега святого Ильи!..

Придя в игривое настроение от хорошего рынка и доброй погоды, Негарэ стал меня поддразнивать. Дескать, упустил его старшую, Вику, запросто могу прошляпить и Веронику, младшую.

- Девчата такой народ... Но не унывайте, товарищ директор. В случае чего мы вам еще одну дочку произведем!

Прокопий Иванович хохотал до упаду. Я тоже смеялся, ничего иного не оставалось. Не дай бог, заметит мужик, что обижаешься на шутку, - хуже будет. На чужой роток не накинешь платок... К тому же я знал Георге Негарэ не хуже, чем своего брата Никэ. Был уверен: нарвется Негарэ на кого-нибудь - получит свое.

Возле Бравичен переехали через Реут. В заводи местные жители резали камыш. Молоденькая женщина подогревала в сковородке картошку возле самого моста и звала своего мужа.

- Тпру, - остановил телегу Негарэ. - Доброго времени и бог в помощь!

- Спасибо, люди добрые!

- Просьба у меня к тебе, молодушка...

- Говори, незнакомый путник.

- Есть у меня колбаска... Не нагреешь, молодушка?

- Пожалуй, нет. Боюсь, подгорит, есть не станешь.

Дождь пронизывал до костей. Но мы согрелись от смеха.

Негарэ погонял коней и все восторгался:

- Остры на язык бабенки в этой заводи!

Затем вынул из десаги круг колбасы, отломил каждому по куску.

- Пойдет и так, без подогрева.

До самой Кукоары он молчал. Когда кто-нибудь из нас напоминал о бравичанке, сердито поворачивался:

- Вылазьте из телеги. Видите, на подъеме коням тяжело.

Затем мгновенно спохватывался и смеялся вместе с нами.

...Конечно, и холод, и голод, и трудную дорогу лучше всего выдерживают молодые. Но зато, как положат голову на подушку, дрыхнут без задних ног.

- Проснись, тебя к телефону!

- Кто?

- Откуда я знаю... - Мать пожала плечами. - Спишь, будто перед дождем.

На дворе распогодилось. Солнечно. Тепло. Жить хочется. Дедушка на завалинке грел свои кости. Складывал лозу. Готовился подвязывать виноградник. Увидев меня, заговорил: