Мосты не горят

Еще один правильный, хороший вопрос. Рука Киприянова касалась моей. Я чувствовала, как сильно его трясет от волнения. Он верил. Другой человек назвал бы болтовню Странника о Зеленых Холмах и Третьем Пути бредом сумасшедшего. А Крысак верил. «Если я заболею, я к врачам обращаться не стану. Обращусь я…». К сказке. К россказням полубезумного бомжа-скитальца.

— Так же, как здесь.

— Помни, ты поклялась. Сеня, ты знаешь, что делать, если мы не вернемся через двадцать минут.

Скат кивнул с каменным выражением лица.

— Ну, — сказал Крысак.

Я шагнула на мост.

ГЛАВА 5

Когда мне было тринадцать, старшие парни из нашей школы-интерната решили, что я достаточно созрела, чтобы доставить им немного удовольствия. Началась охота, и «охотники» получали от нее не меньше кайфа, чем от предвкушения ее итога. Это сейчас я понимаю, что могла довериться, пожаловаться кому-нибудь из взрослых, попросить о помощи, хотя… не знаю… Стаса Миролюбова и его компанию боялись даже воспитатели. Это была та еще ОПГ со своей иерархией, отвоеванной на районе территорией и подобием «общака». Поэтому я чувствовала себя затравленным зверьком, пытающимся лишь отсрочить неизбежное. Две недели я передвигалась по интернату короткими перебежками, пряталась в толпе девочек. Я была очень осторожна, но никогда даже представить себе не могла, что прямо в лапы Миролюбовской банды меня передадут как раз наши девчонки. Сначала я думала, что они таким образом откупались, чтобы Стас и его крысята их не трогали, потом узнала, что «биксы» боролись за право «гулять» со Стасом на правах официальной подружки, а я была разменной монеткой в их конкурсе на занимаемую должность.

Не буду вдаваться в подробности того, как я оказалась в подвале. Мне заклеили рот скотчем. Парни не спеша раздели меня, лениво переговариваясь. Из их разговоров я узнала, как с максимальным удовольствием использовать женское тело так, чтобы «никто не заметил». Они все-таки боялись разборок с воспитателями и учителями.

Мне до сих пор иногда снится этот сон: я, обнаженная, перед похотливо улыбающимися нелюдями. Я не помню их лиц, никого, кроме Стаса, а страх все тот же. Я всегда просыпаюсь в ужасе, в холодном поту. Время не властно над некоторыми воспоминаниями.

Я смогла вырваться и побежала, сорвав с лица скотч. Вслед мне неслись улюлюканье и хохот. Подвал был длинным, но спрятаться было негде. В отчаянии я залезла на длинный малярный верстак, не чувствуя боли от вонзающихся в ступни, ладони и колени крупных заноз, забила руками по узкому цокольному окну. Никто снаружи не услышал моих криков. Миролюбов со снисходительной ухмылкой запрыгнул на верстак и пошел ко мне, расставив руки. Я попятилась, подумав о том, как хотелось бы мне стоять сейчас на мосту над бездной, а не на шатком деревянном помосте. О том, что охотно рассталась бы с жизнью, шагнув в пропасть, лишь бы закончилось это унижение.

Под тяжестью крупного Миролюбова верстак затрещал и сложился. Я упала… И кубарем покатилась вниз. Трава была влажной. Я цеплялась, но лишь выдирала ее с корнем из мягкой земли. На середине склона меня развернуло, и я заскользила вниз на животе. На меня неслась бездна, о встрече с которой несколько секунд назад я так мечтала. У самого края обрыва трава уступала место каменистой полоске обнаженной дождями скалы. Отчаянно взвизгнув, я выставила перед собой руки, пропахала длинную борозду ладонями, но остановилась. Я лежала, глядя перед собой сквозь запорошенные землей веки. Передо мной простиралась водная гладь. Солнце припекало затылок. Из-под обрыва взмывали вверх чайки, оглашая воздух по-человечьи деловитыми криками. Я подняла голову. Надо мной кружилась крупная черная птица. Вот она нырнула вниз, темная тень скользнула, на миг заслонив солнце. Птица ушла вбок, развернулась и пронеслась мимо скалы. Я почувствовала, как сознание покидает меня. Это был дракон. Тучный асфальтово-серый дракон с отвисшим брюхом. И, кажется, с седлом и всадником…

Я очнулась на закате. Холод проник под вязаное пончо, в который я была закутана. Лежала я на склоне, немного выше той борозды, где помятая трава и комки взрытой земли указывали на место моего падения. Я села и огляделась. Солнце садилось в море. Стремительные крылатые тени, разрезающие его золотой диск, привели меня одновременно в восторг и содрогание. Рядом со мной на тонкой тарелке с немыслимо красивым узором лежало румяное яблоко. Ветер трепал листок желтоватой бумаги, привязанный ленточкой к его черенку. На листке была надпись: «Ешь. Тебе можно». Осторожно взяв в ладони яблоко, словно оно могло взорваться прямо в моих руках, я встала. За спиной у меня обнаружился старый арочный мост, высотой в половину моего роста. Он выглядел нелепо посреди высокой травы. Я обошла вокруг моста. Доски были темными и склизкими. С одной стороны до половины арки сырой налет был стерт. Я вдруг поняла, что вошла в этот мир по этому самому мосту. Мне не нужно было ничего объяснять. Я все еще верила в сказку и интуитивно почувствовала, что нужно делать.