Мосты в бессмертие

И он похлопал рукой, затянутой в лайковую перчатку по пистолетной кобуре, болтавшейся на боку.

Они стояли на летном поле аэродрома, прятались от свежего ветерка под железным боком самолета. Эдуард без умолку болтал, но его голос тонул в гуле турбин, и Отто мог предаваться собственным размышлениям. Большая часть лабораторного оборудования находилась в чреве Gotha Go[21], остальное уже болталось в воздухе где-то над русской степью. Отто хотел лишь одного: поскорее оказаться на месте, распаковать оборудование и приняться за работу. Самые важные штаммы он хранил при себе, в специальном контейнере, который не выпускал из рук. К сожалению, сотрудники отделения инфектологии, ученые и врачи будапештской клиники «Терентет спринг» испугались войны, не захотели следовать за ним в Россию, а поэтому ему придется искать персонал на месте. Все эти грустные обстоятельства волновали его чрезвычайно и куда больше, чем смятение и гнев неуемной Авроры. Ах, он думал и о ней в последние минуты перед отлетом в неизвестность.

Они объявили о помолвке весной. С тех пор Отто потерял покой. Годы учебы в Венском университете и последовавшая за ними научная практика сначала на кафедре микробиологии, а впоследствии на кафедре иммунологии, диссертация доктора наук по тематике лечения тяжелых гнойных инфекций, светская жизнь в одной из прекраснейших европейских столиц – все это не оставило ему времени для женитьбы. Да и стоило ли связывать себя узами брака, в тот момент, когда мир распахнул ему объятия, обещая успех и славу? А с началом Мировой войны открылись новые, еще более заманчивые возможности. Ему предложили хорошую должность в одной из престижнейших клиник Будапешта. Прекрасное оснащение, квалифицированный, вышколенный персонал, инвестиции правительства… Конечно, после Вены, Будапешт несколько разочаровал Отто своей провинциальностью: не те голоса в опере, не так изысканны наряды и манеры дам, да и научный уровень специалистов клиники оставлял желать лучшего. Будапешт, хоть и европейская столица, но совсем не Вена. Нет, не Вена! Впрочем, после многолетней разлуки, родина приняла его тепло, и он стал снова находить удовольствие в привычной с детских лет кухне. Притерпелся к прическам, туалетам и непритязательным манерам соотечественников.

Они встретились впервые на одном из приемов, кажется, это случилось в доме профессора Гестени. Ей чрезвычайно шло имя Аврора – Утренняя звезда. Сверкающие, темно-каштановые волосы, блестящие глаза, упругая походка спортсменки, белые, подобные жемчугам зубы, открытая улыбка, буйный, фонтанирующий темперамент. Она ничем не уступала венским львицам, и ее невозможно было не заметить. Мужчины и восхищались ею, и побаивались. Женщины пытались завязать дружбу и всерьез ревновали. Аврора, младшая из дочерей старого аристократического рода, жила привольно, как хотела. Увлекалась конным спортом, живописью, автогонками. Последним и самым страстным из ее увлечений стала фотожурналистика.

Любили ли они друг друга? В этот ранний час, укрываясь от свежего ветра под боком транспортного самолета, Отто думал о своей любви к неуемной Авроре. Через несколько минут вибрирующая железная машина унесет его в неизвестность, в чужую, непознанную и непонятную страну, на театр военных действий, возможно, на смерть. А если его постигнет увечье? А если планы гитлеровских бонз пойдут прахом и победоносная война затянется? Станет ли Аврора ждать или он потеряет ее? Авроре прошедшей весной исполнилось тридцать три года, ему в начале лета стукнуло сорок пять. Они оба созрели для брака. Но в дело вмешалась война. Мысль о том, что он кладет жизнь и личное счастье на алтарь науки оказалась щекочуще-приятной. Чувство невосполнимой утраты, которое, как он слышал, посещает солдат перед отправкой на фронт, обошло его стороной…

На этом он и успокоился, засмотрелся на блеклый свет автомобильных фар. На летное поле выкатил небольшой грузовичок с опознавательными знаками особой дивизии СС. От грузовика отделились одинаковые, словно отлитые в одной форме оловянные солдатики, черные фигурки в круглых касках. Лишь одна из них отличалась от прочих формой головы.

– А вот и прибыла наша охрана, – сказал Отто Эдуарду. – Сейчас мы поимеем удовольствие свести знакомство накоротке со штурмбаннфюрером Зибелем и его подчиненными.

Лицо штурмбаннфюрера скрывала тень от козырька фуражки. Отто видел лишь заостренный кончик прямого арийского носа, злые губы и твердый, безукоризненно выбритый подбородок. Глубокие носогубные складки и дрябловатая шея выдавали возраст эсэсовца. На вид ему было не менее пятидесяти, но он был прям и подвижен, перемещался стремительно, уверенной походкой властного человека. Зибель, небрежно приложив два пальца к козырьку, отрекомендовался им по-венгерски:

– Я и есть тот самый Зибель, Герберт Зибель – ваша надежда и опора на ближайшие полгода. А может, и на более длительный срок, если на то будет воля Всевышнего!

Эдуард вытянулся во фронт и прищелкнул каблуками, салютуя.