Она пыталась понять почему именно здесь.
Взгляд девушки тоже отличался: она рассматривала кучку детей разного пола и цвета кожи.
Что-то произошло.
Но что изменилось?
Отчеты криминалистов и коронера смогут сказать ей есть ли разница между телами или местами преступлений, но, даже если им не удастся найти что-либо, Эйвери привыкла доверять собственным инстинктам. После многолетней работы адвокатом со случаями убийств, а также еще
Одна, без каких-либо новых зацепок, с ужасным утром, наполненным протестующими, недовольными родителями, полицией Белмонта, глазеющей на нее, Эйвери опустила голову и направилась к машине.
Ее возвращение в участок A1 идеально подходило в дополнение к этому ужасному дню. Как только открылись двери лифта, и сотрудники увидели ее, все присутствующие затихли. На лицах виднелись насмешки. Джонс покачал головой и отвернулся, а Томпсон просто встал к ней спиной. Ни единой неприятной шутки или смеха, что было даже хуже.
Финли сидел за своим столом. Проявив больше чуткости, чем остальной коллектив, он бросил сочувствующий взгляд и опустил голову.
Утренняя газета со скандальной статьей о ее визите к Говарду Рэндаллу лежала на нескольких столах. Даже на мониторах были открыты фотографии Эйвери, плачущей в своей машине за стенами тюрьмы.
– Блэк, – раздался голос, – зайди.
О’Мэлли махнул ей из кабинета.
Коннелли встал.
– Нет-нет, – сказал О’Мэлли, – не ты. Только Блэк.
– Это мой случай, – произнес Коннелли.
– Если хочешь, чтобы так и продолжалось, сядь и заткнись.
Коннелли вызывающе встал и выпятил грудь вперед.
– У меня проблемы? – спросила Эйвери.
– Заходи, – снова махнул ей кэп и закрыл за ней дверь. – С чего ты взяла, что у тебя проблемы, Блэк? Рассказывай.
– Не знаю, – ответила она. – Я пошла к Говарду Рэндаллу, чтобы получить хоть какие-то подсказки. Он дал мне один намек, неверный, но все же связывающий этих девушек. Он что-то явно знал.
О’Мэлли глубоко вздохнул.
– И что же Говард Рэндалл мог бы знать о твоем деле? – спросил он. – Все, что он может знать, ограничивается газетами.
– У него мозг убийцы, – настаивала Эйвери. – Он
О’Мэлли нахмурился.
– Стоп, – сказал он. – Остановись, пожалуйста. Послушай меня, Эйвери. Ты мне нравишься. Я видел, как потрясающе ты можешь работать: бесстрашие, преданность, честность и, самое главное, ум. И другие знают об этом. Они плохо к тебе относятся, но все это из-за ревности и страха. Люди боятся того, чего не понимают, и я начинаю чувствовать их страх.
– Капитан, что Вы…
Он остановил ее, показывая ладонь.
– Пожалуйста, – произнес он спокойно, почти по слогам, – дай мне закончить. Этот случай очень непрост. Он куда серьезнее, чем я думал. Мы уже получили тела трех разных девушек в трех разных районах, не имея при этом ни единого подозреваемого, зато целую гору недовольных людей. Ты зверь, Эйвери. Я вижу это. Я вижу это даже сейчас. Это дело тебя
Он поднял палец.
– Во-первых, – сказал он, – сегодня утром ты преследовала гражданское лицо в Кембридже.
– У меня была причина считать, что…
– Мне плевать на то, какие у тебя были причины, – заорал он. – Ты пристала к человеку в магазине искусств. Стоит добавить, к человеку с хорошими связями, к человеку, который уже сотни раз прошел через ад из-за своего прошлого. У парня был нервный срыв после твоего ухода. Он пытался покончить с собой в ванной. Его боссу пришлось выламывать дверь и вызывать скорую помощь. Затем он позвонил мне, шефу и даже мэру. И знаешь, что он сказал? Он сказал, что мы позволили психопатке заняться расследованием этого дела. Слава Богу, он пока не выдвинул обвинений.
– Покончить с собой?
Эйвери опустила голову. Тут же в мыслях возник яростный взгляд Кайла Уилсона, и она вспомнила его рассказ об истории Ланга.
– Это была ошибка, – ответила она. – Я не хотела.
– Во-вторых, – продолжил О’Мэлли, загибая второй палец, – о тебе появилась информация в газетах. Теперь я вижу, что это не твоя вина. Половину времени ты ведешь себя так, словно являешься единственным человеком во вселенной. Это заставляет меня задаваться вопросом, как вообще ты можешь что-либо
– Мне был нужен свежий взгляд.