Еще дальше она увидела Харальда, играющего в пятнашки с Сэмюэлем, Рубеном, Лизен и Соней, а рядом с качелями сидели Эбба, Альва, Ники и Виктор. Она заметила рыжую макушку Винсента, который шел по пешеходному мостику к крошечной копии башни Чернан, чтобы прокатиться с горки. И там же сидел в песочнице Мелвин.
На первый взгляд все было хорошо и спокойно, даже спокойнее, чем обычно. И все же какой-то сигнал тревоги звучал так громко у нее в голове, что невозможно было ясно мыслить.
На скамейке, где сидел человек с рюкзаком, теперь устроились две мамы с колясками, такими дорогими, что на них могла бы прокормиться целая деревня в Африке. Но кого там не было? Кто пропал? Кого-то точно не хватало, она была в этом уверена. Каждая клеточка ее тела кричала ей, что сейчас случится что-то ужасное.
Эстер. Неужели нигде не видно Эстер? Она почти всегда играла с Лизен, но сейчас Лизен была с Соней и ждала, когда Харальд запятнает Рубена и Сэмюэля.
— Харальд, — крикнула она голосом, уже потерявшим всякую надежду.
— Ты не видел Эстер?
— Эстер? — Харальд ответил растерянным взглядом и посмотрел по сторонам.
— Да, Эстер Ландгрен в желтой куртке и синих колготках, — сказала она, хотя была уверена, что он знает.
— Она играла с нами в пятнашки, и должна была убежать и спрятаться.
—
— Я не знаю.
— Не знаешь?
— Нет, я стоял с закрытыми глаза и считал до двадцати. Но она наверняка где-то здесь.
— Она
— Может, в башне. Ты проверила башню? Иногда они там прячутся.
Нет, она не заглядывала в башню, и по дороге туда даже не могла заставить себя надеяться найти девочку. Она уже сдалась и представляла себе одну ужасную сцену за другой. И все же разрыдалась, когда через несколько секунд заглянула в одно из окошек башни и увидела то, чего и ожидала.
Она больше не могла удержаться на ногах, и села прямо на песок. Она даже не могла ответить Харальду, когда он крикнул, что собирается поискать за пределами площадки, чтобы проверить, не стоит ли она и не прячется за каким-нибудь деревом.
И конечно, было много мест, где нужно искать, прежде чем они будут в полной уверенности. Потом вызовут полицию, и та тоже начнет поиски. Но все это скорее для видимости. Чтобы иметь возможность снять с себя ответственность и сказать, что они сделали все, что могли. Все уже бесполезно, ведь то, что ни при каких обстоятельствах не должно было случиться, случилось только что.
Опять.
64
Они посмотрели на нее. Она видела, что они смотрели, почти пялились, несмотря на то, что делали все, чтобы не показывать виду. В некотором смысле это было не так уж странно, учитывая, что она никогда не пользовалась косметикой, разве что помадой, если была на свадьбе или на каком-то большом празднике.
Но никто ничего не сказал. Они все просто сидели и ждали, когда начнется собрание, прихлебывая кофе из чашек, как будто пошли в поход, а почти остывший кофе был раскаленным. И она их понимала. Что они могут сказать? Хотя у них имелись подозрения о том, что скрывалось под слоями тонального крема и пудры, они могли только помалкивать.
Это был первый раз, когда Хампус ударил ее. Но это далеко не первый раз, когда он поднял на нее руку, а в последний момент выместил свою злобу на ближайшем предмете мебели или на том, что попалось на пути.
На этот раз его сжатый кулак проделал весь путь по воздуху без каких-либо помех, и она каким-то болезненным образом почувствовала облегчение, своего рода благодарность за то, что он наконец перешел черту, и ничто в мире не могло это изменить.
Она уходила от него столько раз, что невозможно было сосчитать. Но он никогда не воспринимал это иначе, чем пустые угрозы, которыми в общем-то это и было. Потому что, несмотря на все проблемы и все дерьмо, какая-то ее часть все еще любила его. Но это было тогда. Теперь все по-другому.
Как она и ожидала, он пришел со своими навязчивыми мольбами о прощении и обещаниями, что это никогда больше не повторится. Не говоря уже о его жалких утверждениях, что уровень сахара в крови упал до минуса после всех трудов с газоном и что он плохо себя чувствовал в последнее время из-за того, что она отвергла его. Это в некотором роде делало ее тоже виноватой. Этот танец они исполняли вдвоем и прочее, бла-бла-бла.
Он мог говорить все что хотел. Но это не имело значения. Это конец. Наконец-то все закончилось, черт возьми.
— Ирен?
Лилья посмотрела на Тувессон, которая стояла лицом к ней.
— Ты в порядке?
— Да, ты все время об этом спрашиваешь. Почему я должна быть не в порядке? — Только теперь она заметила, что остальные члены команды тоже смотрят на нее, даже не пытаясь скрыть этого.
— Ты как будто… не здесь. У тебя точно ничего не случилось?
— Нет, что могло случиться?
— Я не знаю. Но думаю, что тебе, может быть, тяжело из-за нападок Зиверта Ландертца в газетах.
— О, меня это нисколько не волнует.