Сюрреалистическое ощущение было навеяно туманными берегами, нависшими над темной и обманчиво спокойной водной гладью Эресунна слева от дороги, по которой ехал Фабиан, и утопающими в роскоши виллами, соперничавшими в превосходстве друг с другом, с правой стороны. Создавалось впечатление, будто это вовсе не он сидел за рулем, направляясь на юг по Страндвейен вдоль побережья Дании.
Но это был он. Хотя всего несколько часов назад он спас своего сына от прыжка, сейчас Фабиан направлялся на какую-то частную вечеринку, где, по слухам, должен был появиться Колумб.
По слухам…
Видимо, большего и не требовалось, чтобы заставить его почувствовать, что у него нет выбора, и что все зависит от того, упустит ли он появившуюся возможность. Как будто на самом деле ничто не зависело от него, а только от совокупности различных обстоятельств. Как будто в утверждении Матильды все-таки был какой-то смысл, когда она говорила, что все предопределено.
Пытаясь привести мысли в порядок, он опустил стекло и втянул носом прохладный ночной воздух в тот самый момент, когда раздался звонок Тувессон.
— Да нормально, кажется, я уже на месте, — сказал он, проезжая мимо великолепного белого дома с высокими панельными окнами, арками и террасами и двумя охранниками, стоящими у входа. — А ты как? Уже успела связаться со Слейзнером?
— Он явно не хотел делать ту же ошибку, что и в прошлый раз, когда ты пыталась с ним связаться. — Фабиан сделал поворот и припарковал машину на стоянке для посетителей возле закрытого продуктового магазина.
— Десять человек?
— Есть риск, что мы можем спугнуть его, если отряд окажется слишком большим. Это последнее, чего мы хотим.
Прошло чуть больше трех часов с того момента, как ему позвонила женщина из клуба «Пики» и сообщила о вечеринке, на которой будет присутствовать Колумб. Правда, это был не более чем слух, поэтому в его план входило пробраться туда и убедиться, что Колумб действительно там, прежде чем подать знак Слейзнеру и его оперативной группе.
Теодор наконец проснулся в машине, после чего они отправились домой к Матильде и Соне, которые, к его удивлению, не задали ни единого вопроса, а только обняли их обоих и сказали, что есть чай с медом, если они хотят чего-то горячего.
После двух больших чашек Теодор сам начал рассказывать, пытаясь подобрать слова, чтобы описать то, что чувствует. Как мысль о том, чтобы покончить жизнь самоубийством не отпускала его в течение многих лет, но в последнее время посещала его все чаще, пока все просто не стало казаться бессмысленным. Как бесконечно долгий подъем в гору, пока он наконец не оказался на вершине.
Он рассказал, как сидел там, на краю железного листа в ожидании, когда приедет поезд, и ему нечего было терять. Что нужно было всего лишь спрыгнуть в нужный момент, чтобы быть уверенным в том, что все пройдет как надо. Но когда отец — да, он действительно назвал его отцом — пришел и спас его, рискуя собственной жизнью, все изменилось. Внезапно ему стало ясно, как много он может потерять.
За все это время Соня не произнесла ни слова, только периодически кивала в знак согласия и многозначительно и все сильнее сжимала его руку и обнимала сына.
Наконец-то они нашли дорогу назад, подумал он, а сам тем временем вышел из машины и вернулся пешком под прикрытие деревьев, окаймлявших ряд стоящих сзади домов. Он чувствовал всем телом, что недавние события каким-то образом положили начало чему-то новому. Чему-то такому, что, если все пойдет своим путем, даже могло стать по-настоящему хорошим.
Задняя часть сада состояла из одной большой лужайки, вокруг которой ходил другой охранник и осматривал окрестности, как будто охранял как минимум посольство какой-нибудь страны. Спасением стали роскошные автомобили, стоявшие в ряд вдоль одного края лужайки. Укрываясь за ними, он смог пробраться почти до самой задней части дома, где к двери вела лестница.
Оставалось около десяти метров, где он будет полностью виден. Он посмотрел на охранника, который теперь неподвижно стоял посреди лужайки. В темноте вспыхнуло пламя, за которым последовала светящаяся точка — он остановился, дабы закурить сигарету.