Если бы кто-то спросил, он не смог бы привести нормального объяснения. Не было никаких поддающихся логике аргументов или вообще какого-либо рационального объяснения того, почему он вдруг затормозил так, что взвизгнули шины, развернулся и проехал около ста метров назад, прежде чем свернуть направо на гравийную дорогу и продолжить движение прямо в лес. Единственное, что он знал, это то, что до этого ехал не туда, а теперь был на правильном пути.
Он пронесся мимо «Польшепавильонен». Это было обычное кафе, но, несмотря на странное его местоположение прямо в лесу, все его столики заполнялись жаждущими вафель гостями каждое утро, как только солнце поднималось над лесом. Он трижды был там с Теодором, и каждый раз им приходилось ждать свободного столика. Теперь там было пусто и безлюдно. Никаких гостей. Никакого персонала. Никакого Теодора.
И все же он не колебался ни минуты. Как будто знал то, чего совершенно точно знать не мог.
Примерно через пятьдесят метров он свернул налево, а еще через несколько сотен метров оказался у пешеходного моста, протянувшегося через железнодорожные пути.
Здесь было так же пусто, как и в кафе. Ночная мгла заполнила все пространство таким густым туманом, что рельсы, которые находились в десяти метрах под мостом, невозможно было разглядеть. Он не мог увидеть даже противоположный конец моста. Все как будто купалось в нескольких слоях туманной пелены, и только когда он дошел до середины моста, то увидел велосипед Теодора, брошенный с другой его стороны.
Он пришел правильно, но вовремя ли? В то время как Теодор ехал на велосипеде прямо по улице Польшегатан и был здесь через минуту, он сам сделал большой крюк, объехав пол-леса.
— Теодор? — крикнул он прямо в туман. — Теодор, ты здесь?
Но единственное, что было слышно — это эхо его собственного отчаянного голоса, которое становилось все более размытым по мере удаления. Он словно прислушивался к собственному горю от осознания того, что его худшие страхи стали реальностью.
Что-то шевельнулось сзади наискось от него. Он обернулся, чтобы получше рассмотреть, но так как туман был слишком плотным, он заметил только небольшое движение среди теней. Но что-то там было. Что-то зависло в воздухе метрах в двух от самого моста.
Он подошел к перилам, которые были дополнительно усилены очень высоким заграждением, последние полметра которого были выгнуты наружу, чтобы усложнить задачу всем тем, кто хотел попрощаться с жизнью именно здесь. Такое препятствие явно не остановило его сына. Потому что он был именно там или, вернее, его тень.
Только когда он посмотрел вниз и увидел большой кусок листового железа, отошедший от остальной обшивки посередине моста и висевший над рельсами, он начал понимать. Именно на нем сидел его сын, на самом краю, хотя было видно, что конструкция явно не выдержала бы веса взрослого человека. Но Теодора она, тем не менее, выдерживала, несмотря на его недавнюю прибавку в весе.
Туман на короткое время рассеялся, и он увидел, как Теодор сидит, болтая ногами в воздухе, в ожидании следующего поезда.
— Теодор, — сказал он, стараясь, чтобы паника не изменила голос. — Теодор, сынок. Ты не мог бы подойти ко мне, чтобы мы могли поговорить?
— Нам больше не о чем говорить. Иди домой, к своей семье, позволь мне самому разобраться с этим.
— Но ты же и есть моя семья. Пожалуйста… иди сюда.
— Я урод, вот кто я. Чертов уродец.
— Нет, Тео, ты не… — его голос прервал звук, который он так хорошо знал по годам, проведенным в Стокгольме. Там он слышал его так часто, что в последнее время даже не замечал, конечно, кроме тех случаев, когда он звучал настолько громко, что ему приходилось закрывать уши руками. Но здесь и сейчас было достаточно едва заметного, но такого зловещего скрипа рельсов, чтобы его охватила паника.
— Пожалуйста, пойдем! — Он не знал, как далеко был поезд. До его прибытия могло пройти от нескольких минут до нескольких секунд. — Тео, умоляю тебя! — закричал он. — Иди сюда, иначе будет слишком поздно!
Теодор ничего не ответил и даже не обернулся. Вместо этого он просто сидел, глядя прямо в туман, все больше уходя в себя.
Была ли это паника или противостояние предсказанию Греты, не имело значения. У него не было другого выбора. Он не мог просто стоять там и смотреть, как его сын разожмет руки.
Залезть на заграждение не составило большого труда, хотя преодолеть выгнутый наружу участок наверху было труднее, чем он рассчитывал.
— Теодор, пожалуйста! — крикнул он, пока рельсы переходили от скрипа к крику. — Это не то, чего ты хочешь. — Взявшись рукой за старые деревянные перила, выходившие за более высокую стальную опору, и поставив одну ногу на край моста, он осторожно поставил другую как можно дальше на куске листового железа. — Ты не предатель. Ты боец. Ты слышишь? Чертов боец! Ты всегда был таким. — Он перенес значительную часть своего веса на ногу, которая стояла на куске металла. — У тебя все получится. Я знаю, что у тебя все получится!