Мотив Х

— Да, я знаю, что сказала это. Но я лежала и думала почти двое суток и пришла к выводу, что папа прав. Как бы нам этого ни хотелось, мы не сможем притворяться, что этого никогда не было. Все это будет преследовать тебя до тех пор, пока ты не разберешься с этим раз и навсегда.

Впервые за все время, сколько Фабиан себя помнил, он и Соня были едины во мнении, и с тихой благодарностью он взял ее за руку и обнял.

Теодор переводил взгляд с одного на другого, борясь с комом в горле. Наступила гробовая тишина. Тишина, которую ни Фабиан, ни Соня не хотели нарушать неправильными словами.

Мысли, с которыми Теодор боролся внутри себя, казалось, причиняли ему такую боль, что он выглядел так, будто мог разрыдаться в любой момент. Но вдруг он вытер глаза и кивнул.

— Ладно, давайте так и сделаем, — сказал он. — Мы поедем завтра, а сейчас поужинаем, как только я приму душ.

Фабиану захотелось обнять сына и сказать что-нибудь ободряющее о том, что все будет хорошо, но единственным, что он смог выдавить из себя, была улыбка. И кивок.

78

Несмотря на то, что Лилья безумно устала, когда ложилась спать, она была уверена, что откроет глаза, как только Хампус вставит ключ в замок и откроет входную дверь. А до этого она будет лежать без сна и следить за каждым его шагом за дверью ее спальни.

Двигаться тихо он не умел от слова «совсем». Особенно когда возвращался домой после веселого вечера в «Палласе». Тогда он скорее напоминал барсука, который только что нашел контейнеры с мусором.

Но в этот раз она не проснулась. Возможно, она все еще была слишком измотана. Или он настолько старался не разбудить ее, что действительно преуспел в этом. В таком случае, его, конечно, мучила совесть, но она хорошо знала его, и была уверена, что совесть замолчит, как только он проспится.

Но… Она же уже проснулась. Или нет? Она все еще лежала в кровати и спала?

Она потянулась к сотовому телефону на тумбочке, чтобы посмотреть, сколько времени, но не смогла до него достать, как будто кто-то отодвинул тумбочку от кровати. Или это просто ее рука не могла пошевелиться? Трудно сказать.

В любом случае, было больно, болели как запястья, так и лодыжки, и даже рот. Как будто она была связана, но это было не так. По крайней мере, она ничего такого не заметила. И что это был за запах, который она чувствовала? Он был настолько пронизывающим и сильным, что у нее закружилась голова и становилось все труднее и труднее сфокусировать взгляд.

Должно быть, именно этот запах разбудил ее. Какого черта он делает? Она ничего не понимала и попыталась встать, но не смогла, как будто что-то удерживало ее.

И тут она услышала смех. Или, может быть, это было больше похоже на хихиканье и шепот. А потом еще этот шепот. Точно… Какого черта? Внезапно она все поняла.

Это был запах краски из баллончика.

Но откуда?

Она снова попыталась встать, но сумела лишь приподнять голову. Этого было достаточно, чтобы увидеть, как Хампус и двое его друзей рисуют баллончиком большую свастику на одной из стен спальни. Она крикнула им, чтобы они остановились, но вышло только невнятное бормотание.

Один из двух парней обернулся и указал на нее.

— Смотри, она проснулась.

Хампус обернулся, держа в руке баллончик, и рассмеялся так, что темно-коричневый пакетик табака, скользивший по зубам, стал похож на расщелину между зубами.

— Привет, детка! Папа дома. — Он кивнул в сторону свастики. — А ты как думаешь? Будет здорово, правда? Я подумал, что, черт побери, лучше пойти ва-банк, посмотрим, как легко будет потом продать дом.

— Хамп, где сортир? — спросил второй дружок.

— Ты что, ослеп? В углу, конечно, — сказал Хампус, возвращаясь к баллончику с красной краской, в то время как его приятель смеясь расстегнул ширинку, встал в угол и помочился так, что брызги разлетелись далеко по стенам.

У него была осечка, или что это было? Она сделала еще одну попытку крикнуть им, чтобы остановились, но единственное, что вылетело у нее изо рта, была слюна.