— С одной стороны, они на сто процентов обычные люди, как и все мы здесь, — продолжал Ландерц. — С другой — стопроцентные магометане, и прямо сейчас именно они едут сюда через наши границы! Паразиты, которые хотят насиловать наших женщин, гадить в наших церквях и высасывать и опустошать нашу землю, забирая все наши богатства. Только посмотрите на цифры, и вы увидите все черным по белому. Мы строим. Мы производим и создаем. А что же они делают? Да, они берут! Они забирают наши деньги. Наши рабочие места. Заполняют школы и университеты. Наши дома. У них хватает наглости занять даже наши места в передней части автобуса!
Зрители буквально посходили с ума от собственных криков, и Ландерцу в конце концов пришлось сделать им знак, чтобы они успокоились, прежде чем он смог продолжить.
— Но, конечно, не это мы слышим в новостях по телевизору или читаем в утренних газетах, что заставляет меня задаться вопросом, не пора ли и средства массовой информации называть по-настоящему — «лживой прессой». — Большинство зрителей засмеялись. — Во всяком случае, об «ужасном» пожаре в общежитии Квидинге мы могли прочитать именно там. Какая слезливая история. Я понятия не имею о том, кто стоял за всем этим, но кто бы это ни был, я думаю, они достойны аплодисментов! — Люди свистели и аплодировали, и, как по приказу, правые руки снова поднялись вверх. — Мы избавились от трех крыс! Три черных отвратительных таракана, которые больше не могут распространять свое потомство. Хорошо бы, если бы сгорели еще несколько бородатых детей прежде, чем все это закончится! — Еще больше аплодисментов.
Было бы неудивительно, если бы кто-то из виновников пожара находился в этом здании прямо сейчас. Но их слишком много, чтобы она одна могла обойти всех и взять у каждого показания.
Кроме того, она не могла попросить подкрепления, чтобы сарай окружили, так как встреча, какой бы отвратительной она ни была, сама по себе не была незаконной.
С другой стороны, все они приехали либо на машинах, либо на мотоциклах, и, хотя сами они могли не быть владельцами транспортных средств, зацепок должно было бы хватить.
Она прервала съемку, чтобы написать сообщение Утесу, в котором попросила его пройтись и сфотографировать все номерные знаки, когда стул под ее ногами внезапно исчез. Все произошло так быстро, что она упала на пол, не успев сгруппироваться. Телефон вылетел из руки и приземлился слишком далеко, чтобы она могла дотянуться до него.
— И что же мы тут делаем? — Мужчина в кожаной одежде и джинсовом жилете шагнул к ней, сел на корточки и наклонился так близко, что она могла видеть мельчайшие детали татуировки Терминатора, которая тянулась вверх по шее и по лицу.
— Это твой? — послышался другой голос, и рука без среднего пальца протянула ей сотовый телефон.
Она кивнула и увидела, как телефон полетел на землю и был растоптан грубым ботинком.
Теперь в помещении стало совсем тихо, если не считать стона, который вырвался у нее из груди, когда она вставала, пытаясь перебороть боль в бедре. Внутри у нее все бунтовало, а сердце билось с безумной силой.
Чтобы никто не видел, как она себя чувствует на самом деле, она напряглась, чтобы спокойно стряхнуть грязь с куртки одной рукой. И только когда закончила, повернулась лицом к человеку в скаутской форме, который теперь шагнул вперед вместе с вышибалой.
— Меня зовут Ирен Лилья, — начала она, стараясь смотреть в глаза всем троим. — Я работаю в полиции Хельсингборга и сейчас расследую убийство Мунифа Ганема. — Она сделала паузу и посмотрела на всех, кто стоял перед ней. — У нас есть подозреваемый, и я хочу узнать, знаком ли он кому-то из присутствующих. — Она расстегнула молнию куртки до половины и положила руку во внутренний карман.
Реакция последовала незамедлительно в виде трех стволов, нацеленных в ее сторону.
— Вы же не думаете всерьез, что я стану стрелять в вас, правда? — смогла она выговорить, удивляясь собственной смелости. Она добавила короткий смешок и подчеркнула его, покачав головой в то время, как вытащила фоторобот из внутреннего кармана.
Похоже, сработало. Пистолеты все еще были направлены на нее, но ни один из них не контролировал свой взгляд. Неуверенность будто проникла в их тела и сделала бесполезными грозные татуировки и накачанные мышцы. Это не то, на что они рассчитывали, и с оружием или без, но теперь она была у штурвала.
— Вот как он выглядит, — продолжила она, протягивая фотографию невысокому мужчине в скаутской одежде.
Но этот сукин сын смотрел вовсе не на фотографию, а на ее руку. Которая, черт подери, предательски дрожала.
В один момент она выпустила штурвал из рук и теперь могла только смотреть, как он разорвал изображение на кусочки и с улыбкой кинул их на пол.