Мотив вина в литературе

«Это было в церкви Миколы: паршивеньким, слякотным днем; сани брызнули; меркло сырели дома; все казалось и ближе, и ниже, чем следует; темно-зеленое, очень сырое пальто, перемокшая на бок фуражка, бутылка, которую нес он в руках… бутылку показывал:

— Видишь… Таки несу себе пива к обеду, чтоб выпить.

В „таки“ и „чтоб“ — острость иронии, вовсе не юмора; я посмотрел на него: ущербленный, с кривою, надетой насильно улыбкой; не пепельно-рыжий, а пепельно-серый оттенок волос; и зеленый налет воскового и острого профиля: что-то простое; но что-то пустое.

Подумалось:

„Блок ли?“

<…> распростясь, от меня в переулок пошел, чтобы… „чтоб“: есть ли штопор-то? Капало; шаркали метлы; и черные серо-синявые тучи висели».[185]

В тех картинах народной жизни, которые рисуют Блок и Белый, преобладает отнюдь не «воля к жизни», а воля к смерти.

2. Образ «Вечного пьянства». С образом кабака в стихах Андрея Белого соседствуют болезни, безумие, погост. В стихотворении «Осинка» некто, «бобыль-сиротинка», спешит ко святым местам:

Бежит в пространство
Излечиться от пьянства,

да осинка, «ветром пьяная», обманула его, завела в

Места лихие
Зеленого Змия.

Зашел в кабачишко —

Увязали бутыль
С огневицею —
С прелюбезной сестрицею
<…>
Плыла из оврага
Вечерняя мгла;
И, булькая, влага
Его обожгла.

Картуз на затылок надвинул,

Лаптями взвевая ленивую пыль.
Лицо запрокинул,
К губам прижимая бутыль
<…>
Гой еси, широкие поля!
Гой еси, всея Руси поля! —
Не поминайте лихом
Бобыля! (133)

В «Песенке комаринской» злая тень и калику перехожего завела в кабак.

«Ты такой-сякой комаринский дурак:
Ты ходи-ходи с дороженьки в кабак.

Ай люли-люли люли-люли-люли:

Кабаки-то по всея Руси пошли!..» (138–139)

Россия — страна вечного пьянства (не случайно Белый использует архаичные, былинные образы и восклицания), это царство Смерти. В знаменитом «Весельи на Руси» пьяный пляс — настоящий Danse macabre.

Царство смерти рисует и Блок в «Страшном мире», «Плясках смерти», «Жизни моего приятеля»

Был в чаду, не чуя чада,
Утешался мукой ада,
Перечислил все слова,
Но — болела голова…

Долго, жалобно болела,

Тело тихо холодело,
Пробудился: тридцать лет.
Хвать-похвать, — а сердца нет.
Сердце — крашеный мертвец… (384)

Умиранию души соответствует появление нового лирического субъекта — некий «он», как бы объективированный для самого себя лирический герой.

Итак, герой стихов Блока и Белого то совершает «восхождение» в Пьяную вечность, то — «нисхождение» в Вечное пьянство.

3. Однако абсолютно преобладает в лирике этих поэтов не шампанское и не водка, а мотив красного вина. Это мотив города (не заоблачных высей и не пустых равнин России). Город у Блока — «пьяный приплясывающий мертвец».

Красный дворник плещет ведра
С пьяно-алою водой,
Пляшут огненные бедра
Проститутки площадной. (260)

Вечерняя надпись пьяна

Над дверью, отворенной в лавку…
Вмешалась в безумную давку
С расплеснутой чашей вина
На Звере Багряном — Жена. (274)