Мотивация для творческих людей. 4 элемента, из которых складывается успех

Легко увидеть смысл в жизни людей, выступающих за серьезные перемены, таких как Уильям Уилберфорс, Махатма Ганди, Эммелин Панкхёрст, Мартин Лютер Кинг, Нельсон Мандела, Харви Милк. Их миссия была настолько ясна, что им не приходилось вставать утром с кровати и «мотивировать» себя. Если вы чувствуете в себе силы менять мир к лучшему, полный вперед: это благородное призвание! Но если нет, не пренебрегайте тем, что вы можете сделать с помощью своей работы: вдохновить людей своим творчеством, помочь им своим товаром или услугой, зажечь своими идеями.

Не исключено, что ваша цель прямо у вас под носом, но вы никак не можете ее разглядеть. В моем случае оказалось, что часть моей жизненной миссии — помогать другим творческим людям добиваться успеха и не наступать при этом на те грабли, на которые наступил в свое время я.

Поскольку речь идет о видимых результатах, велик соблазн записать цель в число факторов внешней мотивации. Но я говорю не о личном вознаграждении, которое вы получаете за выполнение работы, а о том эффекте, который оказывает ваша работа на людей и обстоятельства за пределами вашей обычной сферы влияния. Нельсон Мандела получил Нобелевскую премию мира за усилия по изменению ситуации в Южной Африке. Но его мотивировала не премия, а то, чем он занимался.

Тогда можно ли сказать, что, когда человек стремится к своей цели, он действует абсолютно бескорыстно? Нет, конечно. Чувство осмысленности и есть награда.

Вдохновение

Когда-то считалось, что искусство не рождается в душе художника само по себе — некий дух, божество, муза должны сперва наделить его вдохновением. Само слово «вдохновение» подразумевает, что художник «вдыхает» что-то, поступающее извне. Начало поэмы «Одиссея» Гомера представляет собой типичный пример обращения к музе[6] с просьбой одарить поэта божественным вдохновением:

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,
Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,
Многих людей города посетил и обычаи видел,
Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь
Жизни своей и возврате в отчизну сопутников; тщетны
Были, однако, заботы, не спас он сопутников: сами
Гибель они на себя навлекли святотатством, безумцы,
Съевши быков Гелиоса, над нами ходящего бога, —
День возврата у них он похитил. Скажи же об этом
Что-нибудь нам, о Зевесова дочь, благосклонная Муза.

Гомер. Одиссея. Песнь первая[7]

Традиция обращения к музе продержалась довольно долго. Вот Джон Милтон проделывает тот же ритуал почти две с половиной тысячи лет спустя:

О первом преслушанье, о плоде
Запретном, пагубном, что смерть принес
И все невзгоды наши в этот мир,
Людей лишил Эдема, до поры,
Когда нас Величайший Человек
Восставил, Рай блаженный нам вернул, —
Пой, Муза горняя! Сойди с вершин
Таинственных Синая иль Хорива,
Где был тобою пастырь вдохновлен,
Начально поучавший свой народ
Возникновенью Неба и Земли
Из Хаоса.

Джон Милтон. Потерянный рай. Книга I[8]

Милтон был одним из последних поэтов, взывавших к музе всерьез. Несмотря на искренность, слова его звучат архаично. В то время как божественные создания в поэме Гомера кажутся живыми и дышащими, Милтон, похоже, о своей музе знает лишь из книг.

Через сто лет после Милтона, в разгар эпохи Просвещения, поэты по-прежнему отдавали дань традиции обращаться к музе в поисках вдохновения, однако это превратилось в простую фигуру речи, которая использовалась с иронией. В ХХ веке Уильяма Батлера Йейтса и Роберта Грейвса превозносят за их поэтический и писательский талант, но высмеивают за идею божественного вдохновения. Эта идея осталась в истории как одна из тех «детских фантазий», от которых человечество отказалось, когда «выросло» и стало придерживаться рационального научного подхода.