Мотивация для творческих людей. 4 элемента, из которых складывается успех

Затем в 1976 году в свет вышла поразительная книга психолога Джулиана Джейнса The Origin of Consciousness in the Breakdown of the Bicameral Mind («Происхождение сознания в процессе слома бикамерального разума»). Согласно его утверждению, древние мифы и легенды о божествах и духах в современном понимании являются не выдумкой, а описанием фактического опыта людей. Поскольку сознание человека находилось на более ранней стадии развития, люди часто испытывали визуальные и слуховые галлюцинации. Вместо единого, целостного сознания они обладали бикамеральным разумом, разделенным на две части: одна давала инструкции в форме голосов и видений, а вторая воспринимала их и подчинялась, считая их велением богов.

В поддержку своей гипотезы Джейнс приводит многочисленные примеры из античной литературы. Так, в первой книге «Илиады», когда Гомер пишет о том, что перед Ахиллом является богиня Афина Паллада и приказывает ему спрятать меч и пощадить царя Агамемнона, это не полет фантазии автора: одна из частей двухкамерного мозга Ахилла говорит со второй, что воспринимается как слуховая галлюцинация. То же самое касается и многих других случаев появления богов перед людьми в виде сияющего облака, горящего куста, огненного столба и т. д. Джейнс утверждает, что авторы не выдумывали: они, или их герои, действительно видели и слышали это. Теория кажется притянутой за уши, но ее серьезно анализировал такой закоренелый рационалист, как Ричард Докинз, в своем бестселлере «Бог как иллюзия»[9].

Джейнс убежден, что этот древний образ мышления не характерен для современного общества, хотя иногда встречается у людей, у которых диагностирована шизофрения, у так называемых медиумов, утверждающих, что они слышат голоса, а также у многих художников, писателей и других творческих людей, на которых, по их словам, вдохновение снисходит в форме слуховых и визуальных галлюцинаций.

В современном мире вдохновение не бывает таким колоссальным и всеобъемлющим, как его описывали древние. Если только вы не Уильям Блейк, вряд ли вам доведется услышать голос Бога или увидеть ангелов на улицах. Вдохновение проявляется в форме образа или фразы, которые неожиданно вспыхивают в мозгу, словно ниоткуда, и несут огромный смысл для творческого человека. Кажется, что он получил ключ от тайны или натолкнулся на след из хлебных крошек, зовущий в путь.

Нечто похожее произошло со мной, когда я шел по улице в Лондоне, и неожиданно у меня в голове возникла фраза: We are living in the future («Мы живем в прекрасном завтра»).

Конечно, это не возвышенная поэзия. Скорее, смелое утверждение. Но для меня фраза была наполнена огромным смыслом. Я помню, в моем детстве, которое пришлось на 1970-е годы, будущее, как его описывали научно-фантастические рассказы и фильмы, казалось, вот-вот наступит. Главным научно-фантастическим комиксом того времени был журнал 2000 A.D. Я понимал, что, скорее всего, доживу до этого года, и я с нетерпением ждал появления реактивных ранцев, лазеров и пассажирских межпланетных путешествий.

Когда эта фраза возникла у меня в голове, я осознал, что уже живу в том будущем, которого с таким нетерпением ожидал ребенком. Оно оказалось не совсем таким, как предсказывали комиксы и фильмы. Да, я окружен технологическими чудесами, но реактивные ранцы и космический туризм все так же далеки, как и раньше.

Я крутил эту фразу в голове, исследуя с разных сторон, как археолог, который, добыв единственный кусок черепицы, должен восстановить по ней внешний вид всей римской виллы или средневековой ратуши. У меня была лишь одна строчка, но она запустила творческий процесс. Голос звучал уверенно и оптимистично, даже с легкой одержимостью. Я не испытывал к нему доверия. Я задумался над тем, кто такие эти «мы». Строка была написана четырехстопным хореем, который задал ритм всему последующему стихотворению. Голос словно куда-то торопился. Рифмы напрашивались самые очевидные. И так и этак я вертел эту строчку, пытаясь уловить мысль и последовать за ней, наконец у меня получилось:

Мы живем в прекрасном завтра,
Ты же в прошлом, друг, застрял.
Что ты хочешь, не столь важно:
Догоняй — или пропал.

Переход от первой строки к последующим[10] получился естественным, и я сделал вывод, что нашел правильную форму. Теперь я точно знал, что этот голос должен звучать непреклонно, почти механически, как рекламный джингл, который повторяется до хрипоты. Ему будет не стыдно использовать те же рифмы на протяжении всего стихотворения. Он стремится заразить слушателя своим энтузиазмом (или, может быть, тревогой?) по поводу современных технических чудес.