Моторы заглушили на Эльбе

—. Спасибо, друзья, — с чувством произнес Гольденберг, — иного ответа я и не ждал. А все же, — озабоченно нахмурился он, — чем драться? Гранаты по пальцам пересчитать можно, да и патронов не больше… Одна надежда: возможно, этой ночью подойдут наши или хотя бы подбросят боеприпасов. А до той поры приказываю строжайше экономить гранаты и патроны.

После тягостного молчания сержант Иртюга сказал:

— Мы сделали все, что могли. Без боеприпасов, истощенных голодом, обессиленных, фашисты перебьют нас, как куропаток. Если ночью не подоспеет помощь, надо уходить. Другого выхода не вижу…

У темпераментного Павла Иртюги была привычка сопровождать свою речь жестикуляцией. Но в этот раз он сложил руки на груди, приняв подчеркнуто спокойную позу: не хотел, чтобы товарищи заметили, что он ранен в обе руки.

Лейтенант, внимательно выслушав бойцов, принял решение:

— До трех часов ночи остаемся на прежних местах. Если же не подойдут наши — сменим позиции и займем оборону на обрыве у реки. Останемся там до завтрашней ночи. Если сунутся фашисты — дадим бой последними патронами, забросаем гранатами, заставим их залечь, а сами тем временем попытаемся спуститься к реке и отплыть от берега как можно дальше. Группу разделим на две части: с одной, левее, пойду я, с другой, правее, над оврагом — Шумигай.

…Еще утром, при отражении первой атаки, осколком гранаты был ранен в ногу сержант Николай Тарарин, Перевязав рану, он попробовал было встать, но, застонав, опустился на землю. «Перебита кость, — мелькнула мысль. — Выходит, отвоевался?.. Нет, шалишь, мы еще повоюем! Патроны есть. Две гранаты. Правда, гранаты — это на самый крайний случай. Последнюю — себе и тому, кто попытается взять меня безоружным».

Последующие атаки врага были не такими яростными, как первая, и Тарарин вел огонь из автомата одиночными выстрелами, стоя на одной ноге. С наступлением темноты к нему подполз Илья Титаренко, рассказал о совещании у командира и принятом решении.

— Куда мне с перебитой ногой, — угрюмо обронил Тарарин. — Останусь здесь. Вас прикрою.

— Не дури, — пытался урезонить Николая Титаренко.

— Это решено. А фашисту я не дамся!..

Сержант Тихонов и рядовой Головенский благополучно переправились на восточный берег. Встретившие их бойцы другой дивизии сообщили, что 77-я гвардейская, получив новую задачу, в ночь на 30 июля ушла на другой рубеж. На ее место выдвинута новая часть. Тихонова и Головенского накормили, предложили отдохнуть. Разведчики отдыхать не стали: наскоро перекусив, ушли на поиски своих. К исходу дня 1 августа добрались до большого моста через Вислу. А через пару часов, уговорив коменданта переправы, они добрались на попутной машине в родной полк.

Полковник Пащенко молча выслушал суровый и волнующий рассказ о судьбе группы лейтенанта Павла Гончарова, героизме ее солдат. Он отметил на карте расположение захваченного плацдарма, передний край обороны противника. Когда Тихонов и Головенский закончили, полковник подозвал обоих к карте и показал, где расположен полк, а где — их товарищи, переправившиеся через реку.

— Как видите, нас с ними разделяют только окопы врага да захваченные им высотки, — сказал полковник. — В ту ночь, когда вы отплыли, а гитлеровцы обнаружили переправу и сорвали наш замысел, еще была надежда, что вы живы и дадите о себе знать. Но вестей от вас не было, и мы решили, что ваши лодки постигла участь тех, кто погиб тогда на воде. Той же ночью по приказу командира дивизии мы снялись и ушли правее.

— Торопиться нужно, товарищ гвардии полковник, — Тихонов умоляюще смотрел на командира полка. — Группе долго не продержаться. Лейтенант просил подбросить боеприпасов и чего-нибудь из харчей. Этой же ночью.

— Мы бы так и поступили, — вздохнул полковник, — если бы вы дали о себе знать хотя бы с утра.

— А теперь как же? — встревоженно спросил Головенский.

— Теперь?.. — Пащенко склонился над картой. — Вот смотрите… — Бойцы подошли к столу. — Командир дивизии приказал овладеть этими высотками. Завтра на рассвете начнем наступление и выйдем к реке на плацдарм.

Сержант Тихонов вдруг вытянулся в струнку:

— Разрешите обратиться, товарищ гвардии полковник!

— Говорите…

— Разрешите мне и гвардии рядовому Головенскому отбыть на плацдарм к разведчикам.

Полковник с минуту о чем-то думал, поглядывая на карту. Потом поднял голову и пристально посмотрел на замерших в ожидании его решения бойцов. Взгляд его потеплел.

— Спасибо, дорогие мои… Как собираетесь переправляться?

— А все на той же лодке, мы ее припрятали, — сказал Головенский.

— Вот вы, товарищ Головенский, и переправитесь. Начштаба выделит в помощь двух разведчиков. К месту, где припрятана лодка, вас подбросят на штабдовд «газике». Возьмите с собой сколько сможете патронов, гранат и продуктов. А сержант Тихонов пойдет с нами. Боевой вам удачи!

…Мучительно долго тянулась для остатков группы Гончарова первая половина бессонной, полной тревоги ночи. Бойцы напряженно ловили каждый шорох, и не столько со стороны высот, где засели гитлеровцы, сколько со стороны реки, к которой были обращены все их надежды.