Моцарт. Посланец из иного мира

Из всех посетителей квартиры герра композитора, конечно же, выделялись личности, которых не включишь ни в какую обычную компанию. Таких персон было немного — по пальцам пересчитать. И когда я появлялся в кабинете герра Моцарта, то у меня возникало предчувствие, что я мешал этим господам по многим позициям: серьезному разговору, неким секретным делам и прочее, и прочее. В этих визитах, — а скорее всего это были братья масоны, — царил некий тайный обряд или ритуал выездного заседания некоей эзотерической ложи. В то революционное время указом нашего императора все заседания этих секретных братств были строго настрого запрещены. И потому мои мысли не были так нелепы или беспочвенны, как могло бы показаться со стороны. Разумеется, гости Моцарта не представляли из себя гармоничный симбиоз. Скорее — наоборот, здесь воочию пульсировало резкое неприятие этих господ в отношении друг к другу. Но поскольку каждый из них близко знал моего пациента, то все они представляли для меня не один только праздный интерес. Ведь я трудился над нелегкой задачкой — описать полную и реальную картину болезни великого моего пациента Вольфганга Амадея Моцарта.

Болезни Моцарта, — оставляя в стороне смертельную или же сомнительные приступы «ревматической лихорадки», были самые распространенные, и их легко перечислить: ангина, оспа и некоторые — более или менее незначительные — инфекционные заболевания.

Ребенком Моцарт был бледен и предрасположен к одутловатости. Примерно за три месяца до смерти здоровье его было вполне нормальным, если не считать «депрессивных кризисов», которые, правда, не прогрессировали. И здесь еще раз нужно сказать несколько слов о том, что касается депрессии и меланхолии, тем более что меланхолию непременно надо учитывать как психодинамическую компоненту творческого становления, именно которая способствует творческому процессу или стимулирует его.

Вполне лирически направленный композитор обладал абсолютным слухом, колоссальной памятью (эйдетик!), даром все схватывать на лету и ярко выраженным творческим самосознанием; он был «необычайно восприимчивым мальчиком» при незаурядном общем интеллекте, дифференцированном от так называемого поведенческого интеллекта, который был у него выражен менее ярко.

Все это прекрасно иллюстрируется строчками писем Леопольда Моцарта:

«И сообщаю Вам, что 27 января в 8 часов пополудни жена моя благополучно разрешилась мальчишкой. Правда, пришлось извлекать послед. Посему была она крайне ослаблена. Сейчас же, слава Богу, дитя и мать чувствуют себя хорошо».

Так в начале февраля 1756 года отец Моцарта писал в Аугсбург издателю Лоттеру, а мы в дальнейшем увидим, какое значение приобретет это роковое число 8 во всей жизни Моцарта.

27 января — день святого Иоанна Хризостома (Златоуста), отца церкви и патриарха Константинопольского (ум. 407 г.).

Музы и гении стали крестными мальчика. Уже на следующее утро, в среду, он был наречен Йоханном Хризостомом Вольфгангом Теофилом. 28 января 1756 года это событие в метрической книге зальцбургского прихода навсегда запечатлено так:

Januarius. 28.

med(iahora) 11.

merid(iana) baptizatus est:

natus pridie h(ora) 8.

vesp(ertina).

Joannes Chry-Nob(ilis) D(ominus)

sost(omus) Wolf-Leopoldus

gangus Theo-Mozart Aulae

philus fil(ius) Musicus, et Maria

leg(itimus) Anna Pertlin

coniugess

Пять братьев и сестер Моцарта, а затем четверо его собственных детей умерли в младенческом возрасте — жизнь новорожденных в то нелегкое антисанитарное время постоянно была под вопросом; так из семи детей четы Моцартов выжили только двое: Наннерль и Вольфганг Амадей, самый младший. Оба ребенка Леопольда Моцарта, сначала скрипача при дворе архиепископа, затем концертмейстера и вице-капельмейстера, и его жены фрау Анны, урожденной Пертль, очень рано обнаружили редкую музыкальную одаренность, которую отец начал развивать со строгой методичностью и самоотверженной любовью. Способности дочери не позволили стать ей более чем вундеркиндом, затем всеми забытым, одаренность же сына оказалась тем фундаментом, на котором вырос один из величайших гениев, какого только знает история музыки.

В обычной жизни, однако, это Вольферль был добрый маленький мальчик, некрасивый, несколько неуклюжий с виду, несмотря на свою необыкновенную живость, с открытыми, наивными глазами. Поэтому преображение, виною которому была музыка, становилось лишь еще более удивительным, поднимая на новую ступень чистоты и возвышенной красоты эту натуру, которая только божественной приверженностью звукам отличалась от других мальчишек, игравших вместе с Вольфгангом во дворе дома на Гетрайдегассе в Зальцбурге.

Кроме музыки, обоих детей с раннего детства обучали языкам. Вольфганг изучал латынь, французский и английский, бегло говорил по-итальянски, хотя свидетельств, что дети посещали какую-либо школу, нет. Необходимо подчеркнуть, что и музыкальное воспитание Вольфганга шло сугубо частным образом.