Моцарт в джунглях

С политической точки зрения проект выглядел спорным. Политиков осуждали за трату общественных средств на «танцы на пуантах», но губернатор Терри Сэнфорд настоял на своем. До этого штат занимал сорок пятое место по тратам на образование. Теперь деньги потихоньку потекли. В частности, был запущен телемарафон, благодаря которому фонду Форда удалось собрать миллион долларов за двадцать четыре часа. Магнаты из Северной Каролины, разбогатевшие на табаке, мебели и текстиле, тоже поддержали проект – им нужны были актеры и исполнители для художественных центров, которые только начали строить в Америке.

Трата таких сумм на колледж для музыкантов в середине шестидесятых требовала твердой веры в быстрый рост и развитие американской культуры и рабочие места, которые она могла создать. В то время для музыкантов-классиков почти не было работы, кроме преподавания. Музыканты из симфонических оркестров брались за любую работу, чтобы выжить, потому что оркестры играли только в сезон. В 1961-м всего девять из лучших двадцати шести оркестров Америки работали больше тридцати недель в году и только четыре из этих девяти оплачивали работникам медицинскую страховку.

Но, несмотря на отсутствие работы, количество людей с университетскими дипломами в области искусства росло. «Любой, способный сыграть гамму, стремится в Вену учиться музыке», – заявил драматург Торнтон Уайлдер, когда культурный бум шестидесятых усилился. С 1960 по 1967 год количество выпускников театральных училищ утроилось. То же случилось с танцем, музыкой и живописью. Академии искусства приобрели популярность, профессора требовали открывать специализированные заведения вроде Школы искусств Северной Каролины, жалуясь, что дилетанты портят репутацию их отделений.

«Эти программы, – писала Элис Голдфарб Маркиз в „Уроках искусства“, истории государственного финансирования искусства, созданной в 1995 году, – множились, не задаваясь вопросом, нужны ли кому-нибудь сертифицированные специалисты по искусству в таком количестве». [1]

Школа искусств Северной Каролины, прокладывая путь в неизвестных водах, поначалу находила совсем немного студентов. Сюда принимали начинающих балерин, игроков на банджо и даже девочку из Аппалачей, которая играла на изогнутой флейте. Эти студенты никогда не слышали симфонического оркестра, но администрация настаивала, чтобы они в нем играли. «Разве для них для всех есть работа?» – спрашивала одна дама из женского клуба в Ро`ли. Нью-Йорк и без того был затоплен актерами, которые занимались всем чем угодно, чтобы свести концы с концами.

Школа сосредоточилась на профессиональном обучении и объединила любителей (самых верных сторонников любого искусства) и свежих профессионалов с неопределенным будущим. К тому же в Школе искусств презирали местное искусство, даже восхитительную моравскую музыку, которую играли в чешской общине Уинстон-Сейлема уже две сотни лет. Центр общины, восстановленная деревня восемнадцатого века Олд-Сейлем, располагалась всего в миле от школы.

Писатель Джон Эл, один из первых кураторов школы, решил спланировать ее скудную программу по образцу, заданному Робертом Фростом незадолго до смерти. Фрост утверждал, что художники, как и спортсмены, должны развивать свои таланты с самого раннего возраста и в компании себе подобных. В своей речи восьмидесятишестилетний Фрост утверждал, что страсть юного художника нельзя распылять на всестороннее обучение. В соответствии с тогдашними настроениями, Эл планировал запереть студентов в творческой «лаборатории», отгородив их от влияния общества.

Благородные намерения, с которыми создавалась Школа искусств Северной Каролины, воплотили в себе все, что впоследствии чуть не погубило классическую музыку в Америке: взрывной рост без реалистичных планов, малое количество ресурсов, изоляция и слишком высокая оценка иностранных форм искусства без учета мнения тех, кто должен это искусство поддерживать.

Школа обеспечивала эффектное артистическое образование и была настоящим сокровищем для студентов, которые твердо собрались сделать карьеру в области искусства и обладали для этого талантом. Но многие старшеклассники еще не определились со своим будущим, а Школа искусства обращала мало внимания на академическую подготовку. Здесь презирали общеобразовательные предметы, принося образование в жертву неопределенному будущему в искусстве. Студенты школы – а некоторым было всего по двенадцать лет – почти ничего не знали об истории, общественных науках, бизнесе, математике и физике. И в этой свободной атмосфере, в буквальном смысле запертые и отгороженные от внешнего мира, многие студенты тратили упомянутую Фростом «страсть» на секс, наркотики и алкоголь.