В пятницу Тим Ярроу, помощник дяди, живший в Лэмсли и с самого детства работавший в мастерской под его комнатой, намекнул ему на что-то в этом роде. «Как тебе там живется наверху?» — спросил он. А когда Роберт ответил: «Отлично, лучше быть не может», — Ярроу загадочно протянул: «Подождем до воскресенья, а там посмотрим».
Ну, вот, воскресенье наступило, и он посмотрел, и что теперь делать? Роберт подошел к своей постели, наклонился и, взявшись за ножки кровати, принялся разглядывать узор покрывала. Собрать вещички и уйти или остаться и поглядеть, что будет? Все зависело от того, как поведет себя дядя.
Потом он встал и подошел к низенькому, на уровне пола, окошку и, присев на корточки, стал смотреть на открывшийся из окна деревенский пейзаж.
Стоял очень теплый для середины сентября день, и солнце ярко отражалось от крыш домиков, разбросанных по долине. С левой стороны в отдалении виднелись контуры старой церкви Святого Эндрю в Лэмсли.
Красивые места. Вокруг было очень красиво, если не обращать внимания на терриконы. Каких-то полчаса назад Роберт собирался отправиться в длинную прогулку по окрестностям деревушки, повстречаться с людьми, поболтать с ними, потому что уже понял, что, если ему чего-то и не хватало, так это хорошей беседы, горячего спора, даже смачных выражений его товарищей по работе.
Снизу доносился только звук обрабатываемого дерева, прерываемый изредка быстрыми отрывистыми восклицаниями тетушки и ворчанием дяди — он недовольно ворчал, даже когда ему нравилось законченное изделие. Давая задание, он почти ничего не объяснял, просто набрасывал чертеж на листе бумаги и отдавал тебе, как бы между прочим задавая вопрос: «Сумеешь?»
Роберт встал. Хорошо, однако что же делать? А что тут поделаешь, только жди и смотри, что произойдет дальше. Что бы там ни было, у него есть целый день и не стоит терять его.
Через пять минут он спустился по невысокой, без украшений, дубовой лестнице в маленькую прихожую. Здесь он на миг задержался, посмотрев на рогатую вешалку с традиционным отделением для зонтиков и тростей. Увидев там трость, Роберт решил про себя, что обязательно сделает себе трость. Ему никогда прежде не приходила на ум такая идея. Вообще-то кому нужна в Джерроу трость, разве что калеке?
Он повернул налево, миновал дверь и вошел на кухню. Здесь все блестело чистотой, все было в полном порядке, во всем чувствовалась рука тетушки. Но воскресным жарким и не пахло. Горячий ужин был вчера. Теперь он понимал почему. Но какое это имеет значение? Он купит себе пирога с полупинтой эля в каком-нибудь трактире.
Он не спеша прошел по двору до никогда не закрывающейся калитки, вышел на дорогу, здесь остановился и посмотрел направо и налево. В деревушке не было слышно ни звука. Интересно, все Паркины тоже отправились в церковь или кто-то пошел в молельный дом? То есть кто что предпочитает? Вот чудак, спрашивать такое! Он же сам подумал «все Паркины». Ну кто в семьях выбирает для себя религию? Ничего другого не остается, как следовать религии родителей. И у него перед глазами прекрасный пример этого правила, разве не так?
А, нужно забыть и про дядю и про его чертову религию. День стоит такой чудесный, что не хочется думать о плохом, наоборот, хочется думать о хорошем, смотреть в небо, дышать полной грудью… Ах, как же приятно чувствовать, что владеешь своим телом. Подумав так, Роберт зашагал по дороге и, минуя угол двора Паркинов, вдруг услышал, как его окликнули:
— Доброе утро, мистер Брэдли.
Он остановился и посмотрел на молодую женщину, в руках у нее был жестяной таз с двумя вилками капусты. Роберт улыбнулся и ответил:
— Доброе утро.
Она медленной непринужденной походкой приближалась к ограде. Ее движения были легки, а юбка в полоску колебалась то в одну, то в другую сторону. Подойдя почти вплотную, женщина произнесла:
— Я Нэнси Паркин.
— Рад познакомиться, мисс Паркин.
— И я тоже, мистер Брэдли… Как вам нравится жить в деревне?
— Пока нравится. Тут все для меня ново, но очень хорошо для здоровья.
Он глубоко вдохнул, расправил грудь, хлопнул по ней рукой, и они оба рассмеялись.
— Направляетесь в церковь?
Он наклонил голову вбок, посмотрел на нее и потом спросил:
— Могу я поинтересоваться, какое у вас вероисповедание?
— Это у меня? — и с насмешливой гримасой она ответила: — Я язычница, вот какое у меня вероисповедание.
Оба рассмеялись, теперь еще веселее, и он сказал:
— Я приду на вашу службу в любое время.
Она склонилась над капустой, зажала рот ладошкой и затряслась от смеха, потом быстро выпрямилась, попыталась принять серьезное выражение лица и сказала:
— Ой, сегодня же воскресенье! Есть у тебя вероисповедание или никакого, все равно воскресенье!
— Да уж, все равно воскресенье. — Он тоже попытался сделать серьезное лицо и поинтересовался: — Как чувствует себя ваша младшая сестренка?
— А, ей уже лучше. Но знаете, что я вам скажу? — Она приблизила к нему лицо. — Готова поспорить, что молоденькая Кэрри мечтает, чтобы она не выздоровела так скоро, потому что наша Глэдис столько лет, как надзирательница какая, следит за бедняжкой.