Мотылек

— У вас есть в доме кофе? — Услышав утвердительный ответ, он сказал: — Заварите мне покрепче и без молока. Ладно? — затем посетовал: — Ну чего ради, черт возьми, люди рождаются и умирают в Новый год? Я на ногах с пяти часов.

— Простите.

Она так робко извинялась, что он улыбнулся:

— Приятно слышать. А вот другой мой пациент, тот, что помер, он был вдребезину пьян и ругался последними словами, и почему-то все на меня и на меня. Попал под лошадь, идиот, а она не хотела стоять на месте.

Это он говорил о человеке, который недавно умирал у него на руках.

Роберт чуть не рассмеялся. Жизнь — чудная штука, драма вперемежку с комедией, скандал из ничего, радость жизни, проблескивающая временами в мисс Милли, а больше всего это одиночество в ее глазах… глазах Агнес. Впервые он мысленно назвал ее по имени.

Доктор сказал, что у Джона Брэдли высокая температура, что организм ослаблен и плохо борется с жаром. Он оставит таблетки и попозже заглянет, привезет флакон.

— А вы пока, — велел он Алисе, — все время протирайте его губкой. Простыни слишком часто не меняйте, это его собственный пот, он не повредит так, как прикосновение к коже холодных простыней.

После его ухода Алиса с удивлением в голосе сказала:

— Что-то сегодня утром не было никого из Паркинов. Нэнси всегда была очень внимательна.

Роберт виновато пригнул голову:

— Боюсь, но это я ее турнул.

— Турнул… За что бы это, Робби? Ты хочешь сказать, что велел ей уходить… то есть Нэнси?

— Да. Я сказал ей, что, пока я здесь, чтобы она носа не показывала.

— Но почему?

— А, — он отвел лицо в сторону, — она тут ляпнула несколько гадостей про меня. Я готов слушать про себя правду, но если… В общем, я чуть не побил ее. Думаю, вечером, когда ее отец вернется с работы, нужно ждать гостя.

— О, Робби. — Она покачала головой. — Ты что, не понимаешь? Что бы она тебе ни наговорила, она тебя ревнует. Она же влюблена в тебя. Она выходит замуж, и, я думаю, не за того, кто ее истинный избранник.

— Но ведь я сразу сказал ей, что не ищу жену… Теперь я сожалею, что так поступил с ней сегодня, потому что она вам будет нужна.

— Да нет, я никогда не любила назойливых соседей. А они, признаться, очень назойливы. Не так давно я, честно говоря, обрадовалась, когда кто-то сказал, что они думают перебираться в другое место. Некоторые из их детей работают теперь в Ньюкасле, один отделочником по меди, другой красильщиком, а Мери Эллен взяли ученицей модистки. Но поезди-ка туда, особенно зимой. Но они столько запросили за свой дом, что им, по-моему, еще сидеть здесь и сидеть. Триста фунтов! Слыханное ли дело! Всего три комнаты с мезонином. Есть огородик, и очень неплохой, но какой дурак выложит три сотни фунтов за такое место? Ты знаешь, сколько он заплатил за него двадцать шесть лет назад? Пятьдесят фунтов. А теперь триста. Мистер Брэдли хотел бы купить, но за такую же цену. Но… — Увидев выражение его лица, она переменила тему. — Ладно… Как ты думаешь, сколько ты можешь оставаться с нами? То есть сколько дней отпуска ты можешь взять?

— Ну, дня два. — Он успокаивающе кинул головой. — К этому времени жар спадет, и тогда, — он потрепал тетю по плечу, — можете получать свою Нэнси назад.

— О, Робби, Робби. Ты же прекрасно знаешь, кого я хочу назад, ведь знаешь, Робби?

Слезы хлынули ручьем, Роберт обнял тетю и, поглаживая ее по спине, с горечью подумал: ну вот, я снова утешаю.

5

Было пятое января, он отсутствовал пять дней. Два дня назад Агнес посылала узнать о здоровье мистера Брэдли. Хаббард вернулся и сообщил, что температура еще держится и что Роберт не спал уже две ночи. Это передали ей через Пегги, которая добавила, что Хаббард прямо валится с ног. Теперь прошло еще почти полных два дня, и ни слова оттуда.

Без Роберта все в доме изменилось: казалось, он лишился некой одухотворенности. Накануне вечером Агнес опять пустилась в спор с самой собой, и мысль о том, что она роняет себя, даже думая таким образом, опять столкнулась с мыслью, какой, однако, вред в том, что она так думает, — ведь ничего, кроме мыслей, у нее с ним не было? Что худого в мыслях? И кто знает, что она думает?

Он уже знал.

Агнес подошла к зеркалу и стала разглядывать себя, размышляя: «Значит, так, он, как и я, знает свое место и не станет переходить границ. Он знает, что, попытайся он, ему немедленно укажут на это, и в очень неприятной форме, а он не из тех, кто станет подставляться, потому что знает себе цену и имеет собственную гордость. Этого нельзя не заметить, это сквозит во всем, что он делает и говорит».

Но это было накануне вечером, а этим утром она сказала Милли:

— Я поеду в Ньюкасл за покупками… Куплю материала тебе на платье. Будь хорошей девочкой, ладно?

Милли не спросила, не возьмет ли Агнес ее с собой, она просто кивнула, продолжая расчесывать шерсть пуделя, и сказала:

— Ну, конечно, Агги. И я послежу, чтобы она не напачкала на ковер. Я все время буду смотреть за ней и подложу бумажку.

— А еще лучше, попроси Магги или Руфи погулять с тобой в саду, и пусть наша Леди пачкает там.