Мотылек

   Он продолжил свои поцелуи и покусывания, то чуть болезненные, то едва ощутимые, и делал это так сладко и вкусно, будто дегустировал мою кожу, а меня саму пробовал на вкус. И каждая попытка извернуться, чтобы вытащить из-под себя мешающую ткань и коснуться наконец его плоти, сопровождалась тихим чувственным смехом. А когда я уже совсем отчаялась, сгорая от его поцелуев, мучаясь от своего желания, и тая от щемящей нежности его прикосновений, Джаральд вдруг поднял и усадил на себя верхом. Он накрыл сверху мои ладони, прижал их к бортам, не давая прикоснуться к себе и понуждая меня саму совершать движения вдоль отвердевшего члена, опускаться и подниматься, двигаясь быстрее и быстрее, до мельтешащих точек перед зажмуренными глазами, до дрожи напряжённых мышц.

   Как назвать ощущения, которые больше чем страсть, глубже желания и сильнее одержимости? Моя любовь к мужу была слишком пронзительна для привычных чувств, в ней можно было только гореть. Граф шаг за шагом приручал меня, привязывал к себе невидимыми, но неразрывными путами. Платил за предательство, делая совершенно зависимой от него. Подчинял, околдовывал. Мог распоряжаться мной как собственностью, утверждая право мужа, но поступал так, что я сама жаждала его внимания. Джаральд никогда не повторялся, всегда был разным, и я не могла предсказать ни его поведения, ни поступков.

   Порой, я начинала упираться, отказывалась играть по его правилам, особенно когда становилось невыносимо обидно, что он пользуется моим телом, как вещью. Могла выразить своё возмущение или несогласие, а он выслушивал молча, без споров и обвинений, а потом вдруг менял тактику, вынуждая делать так, как ему хотелось.

   Сложнее всего приходилось, если мы отправлялись с Джаральдом в гости. Он не оставлял своих игр со мной даже в такие моменты, будь то литературный вечер или небольшой приём в честь чьих-то именин. И раз от разу я нервничала все сильнее.

   Граф очень придирчиво отбирал приглашения и частенько принимал только те, в которых нас звали приехать вдвоём. Он всякий раз умудрялся чем-то занять мисс Хопкинс и незаметно для глаз остальных присутствующих вытащить меня из набитой людьми залы. Оставалось только диву даваться его изобретательности.

   Один раз он подобным образом утянул меня в кабинет хозяина, заядлого охотника. Вся комната была увешана трофеями, и более неподходящего места для любовных игр я и представить себе не могла. Над столом висел портрет владельца дома в полный рост. Важный охотник гордо взирал на нас с высоты, поставив ногу на труп косули. Я заупрямилась в ответ на действия мужа и хотела немедленно покинуть кабинет, а граф мягко привлёк к себе, погладил успокаивающе по спине.

   — Моя Рози, — шептал Джаральд, — нежная пугливая девочка.

   Я замерла на миг, вслушиваясь в его слова, наслаждаясь обволакивающим, мягким тоном его голоса.

   — Сладкая, сладкая Рози, — твердил он, — слишком чувственная невообразимо пленительная, невероятно притягательная. Моё горькое безумие. Я хочу обладать тобой прямо сейчас.

   Ах, Джаральд! Он знал, как вознести на самую вершину блаженства одними только словами. Чувствовал, как сбить с правильного пути и какими ласками одарить, чтобы перенести меня в иное волшебное место, вызвать то состояние, когда совершенно нарушается восприятие и на смену приходят яркие фантазии. Шёпот нежных губ лёгким дуновением ласкал кожу, и вместо приказа, граф ласково попросил:

   — Рози, поцелуй меня.

   Я не смогла устоять. Его умение разжигать во мне страсть не поддавалось никакому описанию. Вскинув руки, вцепилась в его шею, притягивая ближе. Поцеловала жадно, без робости и нерешительности, с горечью неудовлетворённого желания, ощутила его отклик и пропала. Очнулась уже под ним и на столе хозяина дома. Зажимая себе рот ладонями, пыталась не кричать, а он любил меня, любил до полного умопомрачения, до изнеможения, когда сил терпеть не оставалось и острые спазмы сжимали мышцы. Я ухватила его за волосы, наклоняя к себе, приникая к его рту, чтобы заглушить крик, забрать себе его дыхание, потому что задыхалась снова.

   И так я проигрывала раз за разом и ему, и самой себе, а граф, насытившись, отстранялся, вновь ускользал от меня. Совместные ночи являлись настоящим испытанием, а днём я постоянно находилась в волнении, но без Джаральда уже не могла существовать. А еще только его присутствие отгоняло мучившие меня кошмары.