Мотылек

   Предупреждения отчима уже не помогали, верёвки впивались сильнее, натирали запястья, потому что я не могла не шевелиться, напротив, изгибалась и извивалась, не имея сил остановиться.

   — Я помню, что у тебя очень чувствительные ножки, — хрипло прошептал Джаральд. Он убрал кисть и лёд, давая мне возможность перевести дыхание, и потянулся к пиале, в которой оказалось золотистое оливковое масло. Смазал мне плечи, слегка помассировал, потом пробежался вдоль нежных полушарий груди, захватывая затвердевшие соски, погладил живот и бедра.

   Его массаж был таким откровенным и нежным. Граф гладил, сжимал, надавливал, разминал, подмечая мою малейшую реакцию и запоминая новые чувствительные участки, и наконец добрался до стоп. Он нежно раздвигал пальчики, массировал подушечки, пяточку и изящный свод. Я мурчала, как кошка на тёплом солнышке. Тело обмякло послушной глиной, само просилось к нему в руки, ждало горячего проникновения, хотело ощутить его силу, его движения и сладостную дрожь.

   Пальцы отчима творили своё волшебство, с каждым прикосновением разжигая желание уже до невозможного накала, пока оно не стало нестерпимым, и я потянулась к мужчине и невнятно молила о чем-то. Он ответил на мольбу тем, что освободил щиколотки из петель, мягко удерживая их ладонями, покрыл поцелуями, нежно прикусывая, втягивая в рот пальчики, легонько посасывая.

   Когда задохнулась на миг от ярких ощущений, отчим перевернул меня на живот, ловко продел щиколотки обратно в петли и оседлал мои бедра подобно наезднику. Он просунул член между ягодиц, сдавил их ладонями, но не вошёл внутрь, а двигался между упругими полушариями вверх и вниз, пока я не ощутила его напряжение, а в следующую секунду горячие капли упали мне на спину. Послышался негромкий удовлетворённый выдох, и Джаральд неспешно поднялся с меня. Грубая ткань заменила шелковистую нежность кожи. Граф стирал капли семени и масла с моей спины, ягодиц, небрежно проводя между лопаток, ног, по пояснице и бёдрам, а затем быстро развязал узел верёвки, удерживающей запястья, и отпустил меня на свободу.

   Я в полной мере теперь осознала, в чём состояло его наказание. Тело продолжало крутить от лихорадочного нетерпения. Ведь только сейчас ощущала его тяжесть, слышала хриплое дыхание и впитывала кожей его возбуждение, а теперь он отстранился, удовлетворённый, отплативший за моё безрассудство в полной мере. Свёл с ума и бросил на полпути, оставляя гулкое разочарование в разом опустевшей душе. Меня всё больше и больше охватывала тоска, вторившая ноющему желанию, не отпускавшему тело. И эта его небрежность и то, как он бросил мне кусок испачканной ткани, предлагая дальше вытираться самой.

   Слезы обиды и разочарования выступили на глазах. Я так хотела его, что готова была согласиться на все, лишь бы взял как угодно, но только не бросал вот так после ослепительных невозможных ласк. Я уткнулась носом в подушку, сдерживая рыдания, и почувствовала, как отчим склонился ко мне. Джаральд ухватил за волосы, поднимая моё лицо и поворачивая к себе.

   — Обидно, Рози? — он провёл большим пальцем по губам, разглядывая блестящие капли на мокрых ресницах. — Хочешь меня? Тогда хорошо попроси, и я подумаю.

   Покачала головой, не желая унижаться перед ним. Я не стану просить.

   Он усмехнулся холодно, с издёвкой, выпустил меня и склонился поднять брюки. Еле-еле нашла силы совладать с собой, выпустила подушку и села на кровати. Увидела рядом его белую рубашку, отбросила в сторону ту ткань, что он дал мне, и принялась тереть живот, бёдра и грудь нежным дорогим батистом, ожесточённо водя по напрягшимся соскам, по мокрому лону, стирая шоколад, масло и его прикосновения. Джаральд выпрямился, пристально наблюдая за моими действиями, а я бросила в него рубашкой точно так же, как это сделал он, и быстро натянула ночную сорочку, укрывая себя, своё тело, прячась от холодного взгляда.

   Его глаза сверкнули, но он молча склонился и поднял рубашку. Растянул на руках, разглядывая пятна, которыми я щедро одарила белоснежный батист.

   — Совсем как твоя простыня, Рози, — бросил Джаральд и натянул одежду на тело.

   Я подскочила, присмотрелась к кровати и по мере осмотра всё больше и больше нервничала. Господи, Джейн сразу же заметит эти ужасные пятна, как мне объяснить их происхождение? Если прислуга только предположит, что я провожу ночи не одна, и пойдут слухи...

   В отчаянии оглянулась на отчима, а в его руке блеснул маленький ключик.

   — Ключ от кладовки, в которой экономка хранит чистое белье, собирался отдать тебе перед уходом. Теперь подумал, что раз ты любишь пачкать вещи, значит с лёгкостью обойдёшься и такой постелью.

   Я закусила губу, а он отвернулся и направился к двери.

   — Постойте!

   Однако отчим уже остановился сам, рассматривая придвинутую к двери тумбочку.

   — Неудачное место для мебели, Рози, но если тебе нравится, могу подарить свой комод, он больше и тяжелее.

   Я опустила голову и негромко, с раскаянием в голосе произнесла:

   — Простите. Я не должна была прикасаться к вашим вещам и не имела права портить рубашку. Мне следовало послушно принять ваше наказание.