В большинстве случаев он мог оставлять работу на работе. Абстрагироваться даже от тяжелых случаев, быть в меру циничным и профессионально отстраненным, но такой случай, как смерть этого старика, ударил сильнее. Я сама болезненно приняла его пересказ, — печаль и ненужность пожилых людей, их беззащитность, — всегда меня тревожили. Я вспоминала своего дедушку… Юрген ходил заметно грустный еще три дня, и я не тащила его развлекаться и развеяться. Помогла тем, что была рядом, ведь он поддерживал меня тем же самым.
Дни не подкидывали больше событий. Август Поле не появлялся. Общие собрания отменились. Теперь Юрген ходил на свои, а я с Катариной на свои, восточного района. Общий сбор планировался лишь в декабре, под конец года. И до него далеко — на календаре значилось лишь шестое ноября.
Мама
В этот день, в пятницу, я стояла у витрины магазина на улице и смотрела на одетых по моде манекенов, примеряясь к мысли — могу или не могу зайти и купить новую одежду? Преодолела я этот психологический барьер в своей голове, или пока нет?
Стало гораздо холоднее, — чувствовалось по погоде, даже в середине дня, в самый солнечный и относительно теплый отрезок времени. Октябрь уступил, пришли заморозки, продувало старое пальто и свитер не помогал. Меня смущало все — не только новизна вещи, но и магазин. Зайти, выбирать, отбиваться от назойливого продавца с советами. Наспех взять любое, — кощунство по отношению к красоте подарка Катарины, — шарфу и перчаткам. И подруга засмеет, обругает, силой утащит менять на свой вкус.
— Ирис, здравствуй!
Мать Юргена я увидела сначала в отражении стекла, а потом, обернувшись:
— Здравствуйте, Александра Витальевна.
— Надо же, уже думала тебе звонить, а тут вдруг встретила. У тебя есть время?
— Да.
Юрген заканчивал работу в пять, и мы планировали встретиться в парке, чтобы погулять вечером. Времени свободного было много — и я вышла из дома, пройтись по городу за два часа до назначенного свидания, ради вызовов. Вдруг кто будет на грани, так я — вот, бегу!
— Я с первого числа в отпуске, занимаюсь домом и семейными делами. Так давно никуда не ездила, да, видимо, уже и не придется. Одна не хочу, а Саша мой вечно из отпуска срывается на экстренные случаи. Прогуляемся?
Я кивнула. Отца Юргена звали Александр — родители-тезки. Лично не видела, но он рассказывал мне о нем, как о человеке занятом, ответственном и все же внимательном. Глава семьи находил для жены и сына время, выслушивал и помнил детали. А когда из-за работы не мог быть на важных событиях, то оставлял заранее написанные длинные письма поддержки и поздравления. Юрген отзывался с любовью о матери и отце. А Александру Витальевну я узнала и по своему горю. Она на самом деле была очень доброй и заботливой.
— Как вы? Как у вас дела?
Я спросила первая, боясь такого же вопроса от нее.
— Хорошо. Лучше, чем было, по крайней мере у меня. Я как с должности ушла, так поняла, насколько не по характеру досталось кресло. Руководителю нужно быть жестче и владеть другими талантами, а я не руководитель. Я врач-акушер, и лучше делаю свое дело на этом месте. Только давай не обо мне. Я ведь хотела поговорить с тобой, и все ждала, что ты с Ури придешь на семейный ужин, а тебя все нет. Но один на один лучше, не буду бояться, что мужчины нас услышат.
— Ури? — Я улыбнулась той ласковости тона, с которым она произнесла имя сына. На странный манер к тому же. — А я думала, что он Юрген, потому что его дома так зовут.
Александра Витальевна вздохнула:
— Бэзил и Юрген, как сдружился он со своим закадычным товарищем, так они себе и придумали. Васька да Юрка, а им не нравилось слишком просто. Заявил нам с отцом недели через две, как операцию сделали, — новая жизнь, новое имя. Юрген мне и отцу резало слух, так и стали звать Ури — ни вашим, ни нашим.
Мы прошли вдоль улицы, неспешным шагом, а на перекрестке замешкались. Свернуть — где меньше шума, но пересечение дорог было с одинаково плотным движением, и людей достаточно.
— Давай зайдем в кофейню. И теплее, и уютней.
Не ожидая возражений, женщина мягко взяла меня под руку и мы вместе зашли в угловую кофейню «Черное зернышко». Пальто не сменила, даже не померила. А вот тут пришлось переламывать себя и заходить в помещение, полное голосов, суеты, огней и звуков. Конечно, не клуб с танцами, но все равно…
— Можно только столик где-нибудь в уголке, чтобы не так людно?
— Конечно.
Ушли к дальней стене залы, к крайнему месту в глубине. Пальто оставили на вешалке, сели друг на против друга за маленький круглый столик. Александра Витальевна заметила перемену и нервозность. Меня сжимало дискомфортом и чужеродностью присутствия, и я не в силах была так обмануть, чтобы сидеть раскованно и смотреть в кофейную карту, выбирая. Она истолковала по-своему. Протянув руку, погладила меня по плечу:
— Ирис, я тебя не съем. Я хотела поговорить, но не пугайся, я ничего плохого не подразумеваю. Мне поделиться нужно и спросить только об одном.
— О чем?
— У тебя все по-настоящему и серьезно? Я не говорю «у вас», потому что о его любви к тебе знаю. Я только…