Мотылёк над жемчужным пламенем

– Значит, вали к своей Верещагиной. А меня оставь.

Я задираю голову и вдыхаю зимний воздух.

– Я сожалею, что тебе приходится испытывать чувство ревности.

Мои слова бьют по ней молотом. Она подрывается с лавочки и уходит прочь. Мне снова смешно. Каждое ее действие сравнимо с детской вредностью.

– Хватит это отрицать, Варя! – со смешком кричу ей вслед. – Пора признаться, что ты влюбилась в меня!

Тарасова останавливается. Думает. А потом разворачивается, подходит ко мне и нервно тычет варежкой в грудь.

– А знаешь, Звягин, я больше не буду этого отрицать. Да, я признаюсь, ты мне нравишься, – она хрипит, ей не хватает воздуха. – Но мне самой это не в радость. Тебе не понять, но как ужасно то, что тебе нравиться редкостная мразь. Я не могу проконтролировать свои чувства, но головой осознаю, что это неправильно. Ты отвратительный, и это факт, но ты мне нравишься. Ты пытался охомутать мою мать, но даже после этого, ты мне нравишься. Может, я даже влюбилась. Скорее всего так и есть. Да какая разница, если ты полное дерьмо?

Я молчу, а она ненормально улыбается.

– Что теперь скажешь, Витенька? Не ожидал получить такой ответ, да? Но это еще не все, – после этого она вонзается в меня влажными губами. Неумело целует, а я не шевелюсь. Даже не пытаюсь ответить.

Оторвавшись, Варя разворачивается на пятках и уверенно шагает к подъезду. Только и вижу, как трясется бубон ее шапки. Поднимает руку, но даже через варежку я понимаю, что она показывает мне средний палец.

– Вот и живи теперь с этим, мудак!

Глава#11. Варя

Всё бы было лучше и как будто бы пустяк

Всё бы было проще, если б не был я дурак

Всё бы было легче, был бы я сейчас с тобой Всё бы было проще, был бы я сейчас живой… © Небеса – Дурак.

«Да, ты мне нравишься, Звягин. Вот теперь живи с этим».

Звенит звонок с последнего урока, вырывая меня из позорных мыслей, возвращая в настоящее, которое тоже не самое прекрасное. Хорошо бы найти то место, где можно чувствовать себя комфортно и не дергаться на каждой секунде, но пока это из разряда мечтаний. Звенит звонок с последнего урока, и все мои внутренности сжимаются в комок. Мне следовало поторопится домой, спрятаться за толстыми стенами уютной комнаты и грызть себя до костей, за то что имела глупость раскидаться несколькими опрометчивыми признаниями, но я не тороплюсь. В этом мире нет для меня места. Мой дом – не мой. Моя комната – не моя. Моя жизнь – чужая. Звенит звонок с последнего урока и я понимаю, что живу от звонка до звонка.

– Тарасова! Куда бежишь? Ты про Звягина ничего не слышала? Куда он пропал? – кричит мне в спину Света, а я нарочно скрываюсь за углом школы, так не удостоив ее ответом.

Если Витя не проклятье, что преследует меня повсюду, которое заполонило все мои мысли, тогда что? Он ворвался в мою жизнь с флакончиком яда и теперь бессовестно поливает им все, что едва успело прорасти. Моя хрупкая самооценка раздавлена. Мое спокойствие скомкано и выброшено в урну. Мой чувства прожжены до дыр кислотной смесью. Но даже все это ускорят мой пульс и заставляет дышать чаще. Любовь? Смешно, ведь я практически его не знаю. Я боюсь его, но все равно хочу подобраться ближе, будто делаю себе вызов. Садизм? Определенно. Извращение? Слишком точно.

– Варя, если ты решила умереть, то я слеплю для тебя красивый памятник и цветочки, – беззаботно заявляет Ариша, ковыряя мою пятку. – Ты какие цветы любишь?

Цвет потолка меняется вместе с вечером: глянцево-белый, оранжевый, грязно-синий, черный. Я пластом лежу на кровати, напоминая собой разлагающееся тело. Интересно, о чем сейчас думает Звягин? Стыдится или же обсмеивает мое признание, а может вовсе не помнит об этом? Вдруг, в его памяти сохранился момент, когда какая-то ненормальная прильнула к его губам и произнесла несколько фраз, отчасти похожих на угрозу. Или всетаки думает? Анализирует. Может даже представляет нас вместе, катающихся на каруселилошадке со сладкой ватой в руках, и молчаливо улыбается. Хотя о чем это я? Звягин скорее вырвет свое каменное сердце, чем будет таять от подобных мыслей.

– Варя, у тебя что-то случилось? – спрашивает отец, усаживаясь на краешек кровати. Как и я он страдает бессонницей. Как и я он страдает от неразделенных чувств.

– Случилось, – правдиво отвечаю я и продолжаю сверлить потолок. – И это случилось уже никак не исправить.

– Тогда зачем об этом переживать? Забудь и живи дальше.

– Так, как сделал ты?

Папа молчит. Мне не стоило хамить ему и давить на больное, но это чистая правда.

Черствая мама любит его наполовину, быть может вообще не любит, и отец смирился с этим. Он проглотил острую правду и теперь живет с этой резью между ребер. Словом, мучается, и это ужасно. Что может быть хуже, чем прожить всю жизнь, пряча слезы за маской счастья? Нет. На такие жертвы я не готова.