Мотылёк над жемчужным пламенем

– За беспокойство прошу простить, – приложив руку к груди и вышагивая назад, клонюсь я. – На пластырь и зелёнку деньги вышлю, – ухожу от греха.

Сердце в ушах колотится. Гнев по венам расползается. На улице тоже не легчает. Я едва держусь, чтобы не кричать. Всегда знал, что с головой не дружу, но чтобы подобное вытворить – это краешек. С него и падаю.

На что я только надеялся? Нужен я ей, такой клинический…

Тарасова давно живёт своей жизнью. В стихах и птичках. В своей сказке, где нет места бывшему наркоману. С таким-то кандидатом волосатым там вообще тесно.

– Звягин! – бьёт в спину, отчего останавливаюсь.

Обернувшись, наблюдая Варьку. Та бежит, косу придерживает. Спотыкается.

На секунды зарываюсь в прошлое. Зима. Вьюга. Вижу Тарасову, в шапке набекрень, с блокнотом в кармане, с улыбкой дурацкой. Как и раньше на шею вешается, душит, и мы в сугроб валимся. Но теперь это не воспоминание. Всё в реале. Да и падать уже не так мягко. Лето, ведь.

– Твою мать, Тарасова! Ты мне копчик сломала, психованная!

Боли не чувствую, только тяжесть приятную.

– Как же я тебя ненавижу, Звягин! Как же ненавижу! – либо плачет, либо ржёт. Но обнимает крепко-крепко. Я и сам руки в замок складываю, отпускать не хочу. Волосами дышу. Теплом греюсь. – Что с тобой творится? Ты ненормальный! Псих!

Закрываю глаза. Мне плевать на всех. Мне хорошо.

– Теперь порядок, Варька. Теперь порядок.

Мир, желания. И тайны. Души. Пламя. Мотыльки.

Глава#33. Варя

Какая польза от слов, если за ними ничего не стоит?

© Реквием по мечте

– Что за странная улыбка?

Я не верю своим глазам, но верю сердцу, которое бьётся в бешенном ритме – так, по старой доброй привычке оно реагирует на присутствие Звягина. Он совсем не изменился. Светлые волосы, высокие и угловатые скулы, хитрая ухмылка, которая всегда раздражала и в то же время была волнующей. И, конечно же, льдинки. Его глаза – мутные льдинки. Они источали холод, но сейчас приветливо грели.

– Ты пугаешь меня, Тарасова. Может, скажешь хоть что-нибудь?

Дураку не объяснить, что горло сдавило так, что едва сдерживаю слёзы, надрывный крик и остаюсь в сознании, ведь успела поверить в то, что больше никогда не услышу его голоса. Иначе говоря, вернулась из комы. Такой затяжной и беспросветной. Но теперь меня преследует тягучий страх, что он может исчезнуть, подразнить и оставить, как делал это прежде. Оттого и скованность. Оттого и немота.

– Знаю, знаю, видеть рада. Вон, как хвостиком виляешь, – улыбаясь, шутит Витя. – Статуэтка из тебя потрясная, да только функций маловато. Признаться, это напрягает.

Прохожие уже успели потерять к нам интерес. Наше феерическое падение на асфальт сравнилось с дурачеством. Людям не понять, что именно сейчас я балансирую на грани жизни и смерти. Кто бы мог подумать, что так сильно скучала по нему?

– Мне время нужно, Звягин. Немного времени, чтобы проснуться, – себя не слыша, оправдываюсь я. – Разве ты не понимаешь?

Его дыхание сбивчивое, как и моё.

– Понимаю. Ещё как понимаю. Но если мы потратим драгоценные секунды на ступор и дурацкие расспросы, то на главное совсем не ничего останется, – неоднозначно заявляет он, а потом протягивает руку. – Пойдём, поэтесса, прогуляемся.

Порываюсь и не раздумывая беру его за руку, но тут же осекаюсь.

– А как же Гена? Концерт? Кирилл? Мы не можем так взять и уйти.

Витя крепче сжимает мои пальцы и кривит лицо.

– Концерт? Кирилл? Ты перечисляешь список маловажных вещей? Мне плевать на них, Варя. Даже на того Гену, чёрт возьми, всё равно. Ты в привычном образе матушки, я понял, но разве сейчас это важно? Ты или идёшь со мной, или остаёшься ублажать немощных. Решай.

Я успела отвыкнуть от его грубости. Мне обидно и неприятно. Без того затуманенный разум толкает на сумасбродный поступок: включаю неуместную гордость.

– Явился, как снег на голову и принялся мне указывать? – вырываю руку и вскидываю подбородком. – Спешу тебя обрадовать, но у меня появилось своё мнение, Звягин. Хоть раз прояви уважение и посчитайся с ним, – с наиумнейшей физиономией я утопаю в собственном полоумие.

Рассмеявшись, Звягин дёргает плечом.

– Ну тогда счастливо, – прощается и невозмутимо шагает в сторону остановки. Уходит. Уверенно. Всё дальше и дальше.

Меня обжигает едкая злость. Щеки горят, будто бы мне залепили пощёчину. И только спустя резиновые секунды приходит сносное осмысление, что я натворила.

Бегу вслед за Витей по скользкой дорожке из гордыни и самоуважения. Равняюсь с парнем, но занятый ожиданием маршрутки, он будто бы меня не замечает или попросту делает вид. И только когда захожусь в показательном кашле, он оборачивается. Смеётся. Скалится.

– Вот те на! Как быстро ты передумала! Речь про мнение была не твоей, так?

– Ещё чего! Я – свободный человек, делаю то, что захочу. Мне захотелось прогуляться, а ты здесь не причём.

Витя давится смешком, но принимает шаткий довод.

– Как скажешь, поэтесса. Как скажешь…