Мова

Говорю же, у меня нормальная жизнь. Снег вот выпал — белый, чистый, выйдешь погулять, а потом возвращаешься и узнаешь свои следы.

Книга лежит в надежном месте, попытки продать ее я больше не предпринимаю, потому что денег пока и так хватает. Ну вот, похоже, и вся моя теперешняя жизнь. Временами мне кажется, что если бы не приключившийся пожар, все мое существование на Земле можно было бы втиснуть в одну страницу текста.

Уже вечерело, когда в двери позвонили. Долго, настойчиво. Так обычно звонит милиция или ЖЭС. Я никого не ждал. Собственно, ко мне мог придти только кто-то из старых клиентов, которые не знают, что я заморозил бизнес, или печальный грузин Вано. Эти обычно звонят деликатно. Тут же звонок завизжал и продолжал пищать, пока я шел к двери, закрывал на цепочку, приоткрывал, высовывал голову в щель. И только когда я увидел камуфляжного мужика из триад (а он увидел меня), тот убрал палец со звонка. Рядом с ним было шесть неподвижных фигур личной охраны. Вероятно, без взвода солдат он чайна-таун не покидает.

— Здоро́во! — зловеще улыбнулся он и потянул на себя дверь.

Между прочим, табло у него было такое, что как бы он ни улыбался, получался все равно какой-то зловещий оскал. Одет он был на этот раз в короткий кожушок и черные брюки. Может быть, решил частично отказаться от стиля «милитари». Цепочка лязгнула по двери, и я поспешил открыть. Потому что руководители армий в триадах — не те гости, которых можно заставлять ждать на лестничной клетке.

Он вошел в квартиру, и не думая разуваться — просто шел на меня, а я пятился. Его охрана осталась на лестнице — они, кстати, у меня все и не поместились бы. Критически осмотрев коридор, он вышел на середину моей комнаты, окинул взглядом диван, несколько журналов, которые я читал, когда задалбывался смотреть ящик, и вдруг — сделал выпад всем телом и резко рассек воздух ребром ладони в сантиметре от моего живота. Я инстинктивно вздрогнул, защищаясь, но он снова выпрямился, скалясь еще шире. Пошутил мужик. Такой у него юмор.

— Чего дохлый такой? — спросил он почти с интимной интонацией. — Тебя же любой наш синий фонарь за две звиздюлины положит.

Я действительно не очень дружил со спортом. До пожара мой худосочный вид идеально совмещался с тем впечатлением хорошего мальчика, который мне необходимо было оставлять у пограничников при контрабандных ходках. После пожара мне стало неинтересно, как я выгляжу.

— Я не дохлый, я подтянутый, — пожал я плечами.

— Эх, тебя бы ко мне в спортзал, я бы из тебя человека сделал за месяц. Ты бы у меня под колючей проволокой ползал и через горящие кольца бы прыгал, как тигр в цирке. А так — какой-то глист. Скажи еще, что стрелять не умеешь.

— Нет, не умею, — признался я.

— Нацик должен быть здоровым, — тут он засмеялся.

Когда он смеялся, это выглядело еще страшней, чем когда он скалился.

Его слова я не совсем понял. «Нацистами» называли себя бритоголовые молодчики в армейских фуфайках, черных штанах Drittes Reich со спущенными подтяжками и в тяжелых ботинках Camelot с белыми шнурками. Их финансировали чечены с Комаровки, чтобы они время от времени устраивали рейды на чайна-таун и «очищали нашу землю от китайцев». При этом по возможности громили китайские торговые точки, чтобы люди покупали у своих, на Комаровке. Во время этих рейдов нацисты сильно отгребали от триад, последователей школы кунг-фу и просто случайных китайцев-любителей единоборств, поэтому нацистам все минчане очень сочувствовали. К тому же чечены были нашими, русскими, а китайцы — понаехавшими, и поэтому было неприятно, что тех, кто махается за наших, так сильно бьют. Но этот же работал на китайцев. Какой же он «нацист»?

Камуфляжник пошел на кухню, взял со стола грушу и с удовольствием в нее вгрызся. Так мы простояли какое-то время — он с наслаждением ел мою грушу, а я терпеливо ждал и не знал, чем занять руки. Как только я увидел его с бригадой на площадке, ко мне пришла мысль, что триады решили извиниться, что из-за них мне разрушили жилье, но я уже видел, что камуфляжный прибыл явно с какой-то другой миссией. Версию, будто он каким-то образом узнал, что книга уцелела при пожаре, я отмел как абсолютно невероятную. О том, что книга сохранилась, знаю только я и то место, в котором она хранится. Тем временем он доел грушу, бросил огрызок в раковину и деловито спросил:

— Чего стал? Одевайся давай! С тобой хотят познакомиться!

Именно так, в безличной форме — ни кто хочет познакомиться, ни чего мне ждать от этой встречи. Я начал ощущать его стиль — такой нагловато-презрительный Old Spice Red Lable. Но не обидно презрительный, а по-дружески презрительный, с оттенком Jack&Jones. С мимолетной улыбкой Lacoste. Как старший брат с младшим. Хороший стиль для полевого командира. Видимо, солдаты триад его обожествляют. Еще бы узнать, каким образом он, тутэйший, возглавил армию «Светлого пути». Я надел рубашку Hilfiger, свитер Zara, кардиган Thommy, и он начал ржать:

— Ты, похоже, в Антарктиду собираешься?