Мова

«У сэрцы такіх людзей загасла любоў да свайго народа і роднай мовы. Дачэсная карысць, жаданне пашаны ў чужых, смешны гонар — усе гэта заняла мейсца ў апусцеўшай іх душы».

 Мы сначала думали запустить только слова, но Рог первым понял, что во всей Беларуси может не найтись людей, которые помнят, как это читается, как звучит, например, «ў».

«Але няма на свеце такіх скарбаў, што б вечна цешылі нашае сэрца. Хваробы, калецтвы, смерць паказываюць, якую малую цану маюць дастаткі, гонар, высокае становішча. Здрада, ашуканства — вось адплата за прыязнь і любоў да вышэйшых ад нас. Чым больш пазнаем мы свет, тым меншую цану маюць для нас яго скарбы, тым болей бачым благога, болей здзеку, крыўд і слёз…»

Монолитный бетонный пол под ногами качнулся. Сработала взрывчатка. Со стороны выхода, который вел в шурф, накатило облако горячего дыма. И еще это запах, который возникает, когда работаешь со стабилизированным тринитрофенолом — кисловато-прогорклый, он бьет по ноздрям. Напоминает запах кислоты, которую муравьи выпускают. Я люблю этот запах. Показался сорок девятый с детонатором, основной подрывник.

— Боевая задача выполнена, — доложил он Сварогу. — Проход перекрыт. Там бетонными плитами потолка завалило так, что они месяц разгребать будут.

Сейчас выключить вещание можно было только из нашей аппаратной. Гражданских людей в помещении не осталось — я даже не обратил внимания, как они исчезли. Страх получить пулю в бок — лучший учитель маскировки.

— Двести двадцатый — первому. Визуальный контакт с «Алмазом», — сообщила рация.

Это был водитель автобуса, в задачу которого на время операции входил оперативный контроль входа и сообщение о передвижениях противника.

— Они как-то рановато! Седьмая минута! — сказал Рог, посмотрев на таймер. — Ну что, готовьтесь, ребята.

Он нажал на рации кнопку «передача».

— Сто восемьдесят четвертый, пятьдесят шестой, ждите гостей. Двести двадцатый, доложи обстановку.

В эфир неслось:

«Бедны той, хто, апрача грошы, апрача багацця, каторае пры першым няшчасці счэзне дазвання, не мае скарбаў вечных — скарбаў душы. Такі скарб, каторы ніхто і ніколі адабраць ад нас не здалее, гэта любоў да бацькаўшчыны, да свайго народа, да роднай мовы, — гэта вялікае мілаванне чалавека — слабога, пакрыўджанага».

— Двести двадцатый, — повторил Сварог. — Докладывай!

— Две, три, четыре «коробочки» по двадцать человек. Разворачиваются. Автоматическое оружие, пулемет 7,62, два гранатомета «Муха». Еще пулемет, идут ко мне, убирают все машины, я должен отъехать. Как понял?

— Понял тебя, двести двадцатый, перемещайся к пункту эвакуации, ожидай там пятнадцать минут, при отсутствии команд по истечении времени отступай на позицию старта. Как понял?

— Понял, первый, работаю.

«Але поруч з любоўю да сваіх братоў патрэбна яшчэ нешта, што злучае людзей у суцэльны народ — гэта родная мова».

Тут голос обрел ласковый материнский тембр, мне больше всего нравился этот фрагмент.

«Яна, быццам цэмент, звязывае людзей. Яна дае ім найлепшы спосаб разумець адзін аднаго, адной думкай жыць, адной долі шукаць. Хто адрокся мовы бацькоў сваіх, хто ўздзеў чужую апратку — той адышоў ад народа далёка-далёка. I на яго браты глядзяць, як на чужынца…»

Со стороны входа громыхнуло. Сто восемьдесят четыре и пятьдесят шесть вступили в противостояние. Заработал тяжелый пулемет М-60. Пока он звучит, нам ничего не угрожает — парни из прикрытия держат вход.

Материнский голос вещал: