Мозаика

Пока они стояли в гостиной, он сунул газеты под мышку. При взгляде на них у нее возникла мысль. Она зародилась где-то в темной в глубине сознания после того, как Джулия прочитала газеты, но тогда не сформировалась окончательно.

Он понял это по выражению ее лица.

— У вас появилась идея?

Она кивнула:

— Орион Граполис говорил мне, что гипноз со времен Фрейда служил одним из возможных средств лечения конверсивных нарушений и что слепого человека можно загипнотизировать, как любого другого. Очевидно, это было правдой, поскольку он гипнотизировал меня. Тогда почему же мой первый врач Уолтер Дюпюи занимался только стандартной словесной терапией? Почему он говорил мне, что слепого нельзя гипнотизировать?

— Мы уже знаем, что он работал на вашего дядю.

— Правильно. Давайте-ка вернемся к нашему общему знаменателю — к пакетам. Если мой дед Редмонд послал их...

— Но вы же сказали, что он в маразме.

— Это говорили в суде медицинские эксперты моих дядьев. Они убедили судью, и он сделал дядьев опекунами старого Редмонда и его состояния. Дед действительно не узнал маму и меня, когда мы посещали его в приюте...

— Но теперь вас интересует, не было ли другой причины, по которой он изображал слабоумие.

— Правильно. Может быть, дедушка просто слишком сильно задел интересы сыновей, когда попытался основать фонд.

— Он хотел пожертвовать свои деньги?

— Да, и много. Он начал основывать благотворительные организации, дарить целые здания разным университетам мира. Затем он решил основать фонд и пожертвовать ему половину своих вкладов. Почти десять миллиардов долларов, как говорила мне мама. Ее это не очень-то волновало, но, как она думала, весьма волновало братьев, особенно Крейтона, который сам был не слишком богат.

— Почему она ничего не сделала, чтобы остановить их?

Лицо Джулии исказилось.

— Большую часть времени мы были в отъезде с гастролями, она лет двадцать назад сознательно отстранилась от семейного бизнеса. Крейтон показал ей врачебный отчет и написанное судьей заключение. Затем мы посетили дедушку. Он, казалось, галлюцинировал и был немного не в себе. И это доказывало то, что читала мама, — что у него была болезнь Альцгеймера и он может представлять опасность для себя и для семьи. — Ее встревоженные голубые глаза остановились на Сэме. — Но теперь мне стало интересно. Если мои дяди управляли психиатром, который лечил меня и лжет сейчас, то они вполне могли найти продажных докторов для подтверждения старческого слабоумия дедушки и судью для передачи сыновьям попечения над ним и его деньгами.

Сэм задумался:

— Из того, что вы сказали, можно сделать вывод, что ваш дед совсем не слабоумный, и он знает то, что Крейтон не хочет разглашать. Например, кое-что о Янтарной комнате.

Джулия кивнула:

— И вновь на сцену выходят те два пакета. Оба были посланы из Армонка. Нужно знать дедушку, чтобы понять, что именно он мог послать их. Он может быть или совершенно очаровательным, или несносным человеком. По необходимости. И если он ставит себе какую-то цель, его не остановить. По крайней мере так обычно бывало. Когда мы его видели до того, как он попал в приют, он был полностью поглощен благотворительными проектами.

Она улыбнулась, вспоминая. Каким слабым он выглядел потом в приюте!

— До болезни он всегда прекрасно относился ко мне и маме. Я собираюсь позвонить ему. Если он не станет — или не сможет — говорить со мной, мы должны будем как можно скорее съездить туда. Он находится в интернате для престарелых в Роллинг-Хиллсе между Армонком и Маунт-Киско. Это должно быть нашим следующим пунктом назначения. Согласны?

— Неплохая мысль. — Сэм застегнул молнию на куртке. — Ну, я пошел. Чем быстрее вернусь, тем лучше.

Она спустилась с ним в фойе. Джулия поймала себя на том, что смотрит на его спину и широкие плечи в черной кожаной куртке, плотно облегавшей талию. Ягодицы у него были плотные и круглые. У нее возникло острое желание вернуть его. Удержать его, чтобы...

Сэм приоткрыл ворота гаража и всмотрелся в послеполуденные тени. По движению плечами она поняла, что он расслабился. Он распахнул ворота.

— Вы будете осторожны?

Отпирая дверь машины, он стоял рядом с ней.

— Нет. Я сейчас выеду и подставлюсь под пули.

Он резко повернулся и поймал ее взволнованный взгляд.

— Говорил ли я вам когда-нибудь, что люблю вашу музыку?

— Кажется, вы говорили, что она могла бы вам понравиться.

— Поверьте, Джулия, мне совсем не хочется, чтобы кто-то из нас погиб.

Он сел в машину, опустил стекло и завел двигатель.

— Я позвоню, как только что-нибудь узнаю. Закройте за мной ворота гаража.

Она рассердилась:

— Не могу поверить, что вы так любите распоряжаться. Вы думаете, я оставлю их широко раскрытыми?

— Фу ты, черт. — Он улыбнулся. — Извините. До скорого.

Он посмотрел прямо на нее через открытое окно, и искра чувственности прошла между ними. Его неудержимо тянуло к ней. А вдруг из этого ничего не выйдет? Но она покачала головой и отвернулась. Не сейчас. Пока нет.