Мозаика

И то верно: у сеньора Бернардини самая большая и красивая вилла в пригороде. На её возведение были приглашены лучшие каменотёсы Лигурии, а внутреннее убранство поражало превосходной отделкой, обилием украшений и причудливостью орнаментов. Золотые кубки, китайский фарфор, мебель из сарацинского граба уснащали жилище именитого купца и почётного горожанина. Поговаривали, будто рекомендации строителям давал сам старый Лука Фанчелли[4], а потолки и стены особняка старательно расписывали ученики божественного Рафаэля. Отделать купальню, да, пожалуй, изготовить декоративную столешницу в гостиной – вот что осталось, когда деньги на строительство почти закончились.

Желая сэкономить и наконец покончить с разорительным благоустройством, сеньор Бернардини долго искал мастеров, способных достойно – а главное, недорого – завершить интерьер.

Сегодня перед ним в смущении стояли два кандидата. Одному из них, Батисто, было лет двадцать, другому, Арканжелло, не сильно больше. Несмотря на очевидную молодость, слава об их мастерстве, не по годам развитом вкусе, умении составлять мозаики и выкладывать дивные орнаменты быстро дошла до сеньора, и он посчитал уместным взять на работу именно их. К тому же, решил, что так выйдет дешевле, нежели пригласить известных и избалованных заказами маститых мастеров. …Скучающие Арканжелло и Батисто, переминаясь с ноги на ногу, выслушивали однообразный монолог хозяина, ожидая узнать что-нибудь конкретное про свой гонорар. Полгода назад их наставник, почтенный Рикардо Челли, удалившийся по старости от трудов своих, благословил учеников на заработки, справедливо полагая, что только работа придаст мастерству талантливых подмастерьев необходимую огранку.

Разные характеры весьма удачно дополняли их совместное творчество, которое смогли оценить уже многие заказчики Лигурии.

Любимым делом Арканжелло – высокого, хорошо сложенного молодого человека, со спокойным, задумчивым взглядом карих глаз, с густыми вьющимися чёрными волосами и некоей отрешённостью о взгляде – были подгонка и огранка различных пород камня.

Он словно разговаривал с минералами на их языке, помогая им раскрыться во всей красе, и был единственным, кто смог перенять у своего учителя основной секрет полировки кромки камней.

Поприщем Батисто было сложить из частного единое: определить идею будущего творения, представить её заказчику, подготовив эскизы и колор предстоящей работы. Ростом – ниже Арканжелло, но более светловолосый, импульсивный и непосредственный, он обладал достаточной разговорчивостью, любопытством и живостью характера. И, в отличие от напарника, мог неистово наброситься на работу, умудриться за день сделать больше, чем иной за неделю, после чего следовали вялость и нежелание вообще что-либо творить. Батистой нужно было восхищаться – только тогда его источник бодрости не иссякал.

Дружба молодых мастеров держалась на удачном дополнении темпераментов, умений и общих взглядов на природу творчества. Поэтому даже минуты их раздора носили хотя и бурный, но быстро утихающий характер.

… – Мне не нужна смальта, – меж тем продолжал хозяин. – Это я знаю как «тяп-ляп, потом потрескается и выпадет», как у преподобного отца Андреа. Нет. Ищи вас потом как ветра в поле!.. Мозаику сделаете флорентийскую и в таком же духе орнаменты в купальне! За что шестидесяти флоринов будет вполне довольно… если, конечно, сделаете в срок и с прилежанием!

– Но, синьор, клянусь Мадонной, эта работа стоит большего! – возразил Батисто, мастер более юный и вспыльчивый.

– Прошу прощения, синьор, но вы же искали мастеров по римской мозаике? К тому же, времени на обработку и подбор камней для флорентийской техники потребуется вдвое больше! – резонно возразил старший и более уравновешенный Арканжелло.

Сеньор Бернардини был очень опытным и ушлым заказчиком. И, по правде говоря, сначала выбрал для мозаики более простую римскую технику, отличающуюся использованием мелкой и плоской смальты. Однако ознакомившись накануне в гостях у одного из своих компаньонов с образчиком модной флорентийской традиции, под впечатлением от увиденного решил украсить стены купальни именнов такой манере.

В отличие от римской, флорентийская мозаика составлялась из крупных кусков лазурита, яшмы, кварцита, вырезаемых по контурам изображения. При этом должно было не только использовать цвет, а ещё и обыгрывать природную текстуру камня, так что возражения мастеров были более чем справедливы. Но особый стальной блеск в глазах Бернардини выдавал в нём игрока, уверенного в выигрыше:

– Не нравится? Извольте. Можете возвращаться! Только обратный путь за ваш счёт, а мои друзья постараются, чтобы во всей Тоскане вы не смогли бы намалевать даже вывеску для деревенской таверны! – старик повысил голос, запахнул одной полой плаща другую и резко повернулся спиной.

Перспектива для молодых художников стала менее радостной, однако её чашу весов неумолимо склоняли полный пансион и лишний случай набить руку на любимом поприще.

Немного поколебавшись, они переглянулись и ответили почти в унисон:

– Согласны.

* * *