Мозаика еврейских судеб. XX век

Фотинский писал не только пейзажи, но и натюрморты; делал он и портретные зарисовки. Я видел не много его работ (он дарил их в Париже Эренбургу, Лидину[7], возможно, другим знакомым — так они попадали в СССР). Выходящие теперь на Западе каталоги распродаж графики и живописи — монументальны и фантастически полны; в них регулярно встречаются и по нескольку работ Фотинского. «В последние годы у Фоти ослабло зрение, — рассказывала А. Я. Савич, — он видел все как-то стерто, его живопись изменилась — это понравилось публике, и его поздние вещи имели успех…».

В 1920-1930-е годы Фотинский много занимался графикой — ему были доступны разные техники. В начале 1920-х годов его графика систематически появляется в хорошо иллюстрированном левом французском журнале «Кларте», который редактировал Анри Барбюс. Среди художников этого журнала было и несколько выходцев из России — помимо Фотинского это: Осип Цадкин, Жан Лебедев, Натан Альтман, Дм. Митрохин, Виктор Барт, Айзик Федер, Хана Орлова… Чтобы показать, какому уровню требований надо было удовлетворить, чтобы пробиться на страницы журнала, назову несколько художников, чьи рисунки там постоянно появлялись: Пикассо, Матисс, Фужита, Люрса, Лот, Мазерель. Героико-романтические ксилографии Фотинского в «Кларте» (они до некоторой степени напоминают графику Рокуэлла Кента) попадали и на обложку журнала; Фотинский напечатал в «Кларте» целую серию литографий.

В 1928–1935 годах Серж Фотинский печатается в новом барбюсовском международном журнале «Монд». Графика этого журнала блистательна — один только перечень имен художников завораживает: Матисс, Пикассо, Леже, Шагал, Ривера, Синьяк, Дерен, Дюфи, Марке, Гросс; здесь начинал Жан Эффель. И вот в таком блистательном ряду мы видим имена и русских художников — как парижан: Анненкова, Ларионова, Лебедева, Альтмана, так и приезжающих из СССР Дейнеки, Редько, Глущенко, Кибрика… Фотинский не затерялся в этом искрометном перечне…

В начале 1930-х годов он вступает в ряды АЕАР — французской левой Ассоциации революционных писателей и художников (большинство писателей и художников этой ассоциации и группировались вокруг журнала Барбюса).

В июне 1935 года, когда в Париже состоялся Международный антифашистский конгресс писателей в защиту культуры, Фотинский с подачи Эренбурга — одного из основных организаторов конгресса — становится художественным корреспондентом московской «Литературной газеты» на конгрессе; его зарисовки, беглые портреты писателей, приехавших на парижский конгресс, газета печатала в нескольких номерах (замечу, что парижский журнал «Лю» помещал зарисовки с конгресса Натана Альтмана). Но участие в работе конгресса Фотинский принимал не только как художник. Большинство советских делегатов не владело французским (отбор делегатов шел по соображениям сугубо идеологическим — о языке не думали), и Эренбургу пришлось привлечь все свои парижские ресурсы, чтобы обеспечить гидами и переводчиками гостей из СССР. Они были закреплены за друзьями и знакомыми Эренбурга. Фотинским досталась Анна Караваева (кто теперь вспомнит этого «классика» советской литературы!). Привожу рассказ А. Я. Савич: «Караваева ежедневно агитировала жену Фотинского Лиан за СССР. Летом в Париже стоит невыразимая духота и город пустеет. Караваева говорила Лиан: „Духота у вас тут. А у нас в СССР вот такие горы снега!“ — „Как, — ужасалась Лиан. — Даже летом?“»…

По завершении парижского конгресса писателей, в том же 1935 году, Серж Фотинский после длительнейшего перерыва решил наконец съездить в Москву. Уговорил его предпринять это путешествие, разумеется, Эренбург, да и гонорар от «Литгазеты» содействовал поездке. Она планировалась двухнедельной: посмотреть, как изменилась страна, повидать родных. Человек Фотинский был родственный и, хотя с момента его бегства во Францию прошло 30 лет, родных не забывал. Одна из его почтовых открыточек 1930-х годов — матери Д. А. Сухарева Ирине Владимировне — уцелела: «Зайди в отель „Метрополь“ — там живет Любовь Михайловна Эренбург. Она передаст тебе привет от меня и подарочки. Она скоро уедет в Париж» — все оказии в Москву всегда использовались.