Мозаика судьбы

Сначала дети не чувствуют холода, хотя я понимаю, что вода должна быть обжигающе ледяной. Эрнст лишь следит взглядом за лайнером, где он потерял мать, которую первый раз в жизни не послушался. Он же всегда делал, как она говорит, потому что знал, что она умная, намного умнее его. Я все это знала, как будто его мысли транслировались мне в голову. Так они качались на волнах еще много долгих минут, пока я не обнаружила, что они замерли. Я поняла, что они замерзли. Маленькие ручки сплелись на середине чемодана, с одной стороны головку положила девочка, с другой мальчик. Его пустой взгляд был устремлен в сторону лайнера, который вдруг весь озарился светом, и в последний раз осветил океан людей вокруг себя и ушел в пучину.

Оливия Браун. Нью-Йорк. 2032 год

Проснулась в холодном поту, не зная где явь, а где сон. В комнате было темно, поэтому несколько секунд я думала, что все еще сплю. Но потом услышала звуки с кухни, и поняла, что не сплю. Вскочила и побежала туда. Пол домовито готовил кофе. На мои шаги он обернулся и удивленно сделал шаг назад от меня. Представляю, какой он меня увидел, наверняка глаза выпученные, вся взлохмаченная и мокрая, еще и сказать ничего не могу, только рот как рыба открываю. Он быстро среагировал, всучив мне обжигающий напиток. Я быстро выпила, потянув его сесть со мной на диван.

– Я могу теперь видеть сама! – возбужденно воскликнула я, допив кофе.

Он удивленно приподнял брови.

– Я тебе кое-что не рассказывала. После вылазок в прошлое, я приходила домой, и уж не знаю, были ли это сны или галлюцинации, но я видела жизни своих прошлых я в больших подробностях. Беатрис говорила, что это возможно легкое побочное действие, но теперь я так не считаю. Думаю, я установила какую-то особенную связь с моей подсознательной памятью. И Пол мне снова приснились мы! Но это было не из тех жизней, которые нам показывали. Я сама смогла попасть дальше! – сбивчиво поделилась я.

– Почему ты так уверенна, что это был не сон?

Я не могла ответить на этот вопрос, и развела руками.

– Ну, тогда расскажи, что ты видела.

– Мы были детьми, но теперь я была мальчиком, а ты девочкой, – я улыбнулась. Он усмехнулся в ответ.

– Мы были на корабле, куда-то бежали, мы не были изначально вместе, встретились уже на лайнере. Это было военное время, времена войны с Гитлером, знаешь об этом?

Пол отрицательно покачал головой. Я не была удивлена, последняя война стерла все прошлые.

– Я думаю, мы можем проверить информацию в сети. Ты же что-то запомнила?

Я кивнула, и быстро принесла лэптоп. На несколько секунд я зависла, вспоминая детали, затем ярким пятном в сознании высветилось название лайнера – идеальная зацепка. Набираю: Вильгельм Густлофф. В это время Пол касается плечом моего плеча, я чувствую его теплое дыхание, но гоню мысли о том, как хочу повернуться к нему лицом и поцеловать его. Сейчас мы с ним на пороге большого открытия, вместе, и я буду даже это ценить.

Информации во всеобщей сети нет. Я озадаченно стучу пальцем по столу. Конечно, информации нет не случайно, все данные о войнах хранятся в архивах и библиотеках, после переделки властям не нужны лишние напоминания о жестокости прошлого. Но если…я захожу в базу своей библиотеки, логинюсь, и набираю в поисковой системе названия. Успех! Вся информация об этом лайнере собрана в один документ для работников библиотеки, как справочная информация, но этого нам достаточно.

Сухим голосом Пол начинается вычитывать фрагменты: «… германский пассажирский десятипалубный круизный лайнер… Спущен на воду в мае 1937 года…до начала Второй мировой войны использовался как плавучий дом отдыха… В сентябре 1939 года передан в военно-морские силы… в январе 1945 года затонул у берегов Польши после торпедной атаки советской подводной лодки…принимал на борт беженцев…около десяти тысяч человек на борту…по разным данным погибло от пяти до 9 тысяч человек, половина из которых были дети…»

Он замолчал, уставившись куда-то поверх экрана. Я положила голову ему на плечо, по щеке моей скатилась слеза. Чем дальше я видела прошлое, тем я больше убеждалась, какую цену платит человек за счастье. Что нельзя быть уверенным ни в чем, перипетии жизни, как падение с башни вниз, с надеждой, что внизу будет батут. Но я одного не понимала, зачем скрывать от людей такую информацию. Разве не лучше учиться на ошибках, знать, помнить и устранять причины которые привели к трагедиям прошлого?

Я думаю, мы еще долго могли бы так сидеть, каждый размышляя о своем, но мне уже начали приходить в голову идеи.

– Считаю нам нужно сделать паузу. Возможно, я смогу сама что-то теперь увидеть, нужно прекратить посещать встречи.

– И как ты предлагаешь избавиться от них?

– Ты позвонишь Беатрис и скажешь, что я все еще плоха, что ты поухаживаешь за мной еще какое-то время. Оба будем свободны хотя бы на неделю. Она не сможет нам отказать, раз мы и так много сил уже потратили.

– А почему я должен звонить?

– Ты же сам сказал, что налаживал с ней отношения. Тем более нужно быть убедительными, что мне действительно очень плохо.