Мозаика судеб

– А тебе никогда не приходило в голову, что ты ведешь себя как заурядный самец? – В Габриэле тоже постепенно нарастало раздражение. – Это ты отхватил у меня кусок моей жизни, потому что я все время думаю о тебе и не могу думать о чем-нибудь еще. А ты только и знаешь, что предъявляешь мне ультиматумы и предлагаешь мне варианты, которые устраивают тебя одного.

– По-моему, у тебя было достаточно времени, чтобы определиться.

– А ты мог бы за десять дней понять, что такое современный мужчина и современная женщина и как они должны относиться друг к другу.

– Габи, – предупредил Ник. – Между нами нет глобального разногласия, мы спорим о частностях. И поверь мне, в отношениях мужчины и женщины на первом месте всегда стоят чувства.

Почти в панике, Габриэла бросилась в ванную, надеясь, что, если она сейчас скроется в ванной и захлопнет дверь, он исчезнет. Оставит ее. Уйдет. Уйдет вообще из ее жизни! Исчезнет вместе со всеми воспоминаниями, похороненными среди бумаг Пита Моллоя в кабинете наверху.

– Может, что-нибудь и изменилось бы в наших отношениях, если бы ты относился ко мне с уважением. Но ты не поймешь этого – ты же итальянец!

Ник покачал головой, его глаза светились мягкостью и добротой.

– Это не так, Габи. Логично было бы, если бы один из нас уступил. – И, по-твоему, уступить должна я, потому что я женщина?

– Нет, не из-за этого. Ты не знаешь сама, что может принести тебе счастье в будущем, а я знаю. – Ник дотронулся до ее руки. – Мы уже убедились, что нам хорошо вместе. – Он поднес ее руку к своим губам. – Как мы можем быть счастливы порознь? Никак.

Габриэла смогла только утвердительно кивнуть.

– Тогда это просто нелепо, что наша совместная жизнь кончится, так и не начавшись, из-за какой-то иллюзии, что нам так будет легче, – добавил он с нежностью.

Габриэла улыбнулась. Его нежность была для нее лечебным бальзамом.

– Давай не будем терять надежду, Габи. – Ник стоял перед нею уже совершенно одетый. – Как насчет прогулки в Гринвич Виллидж?

– А что все-таки с моей работой? – спросила Габриэла.

– Я наберусь терпения и подожду, – ответил Ник, беря ее за руки.

– Это будет подобно попытке избавиться от привычки к наркотикам. Может быть, наша прогулка поможет разрешить наши проблемы, – пошутила она.

– Во всяком случае, я буду думать о них.

– А я буду подкидывать тебе новые и новые, чтобы ты не чувствовал себя таким самоуверенным.

Сохо было в основном заполнено местными жителями, чьи наряды были достаточно скромны, и только пока еще редкие туристы выделялись в толпе пестротой и экстравагантностью одежды. Ник и Габриэла под руку прошлись по Западному Бродвею, останавливаясь у роскошно оформленных витрин ювелирных магазинов. Некоторые фирмы, вроде «Ральфа» или «Эрика», видимо, были довольно известны, но ни Габриэле, ни Нику раньше не попадались на глаза их изделия. Он предложил купить ей пару серег немыслимой формы, но она их отвергла, также как и серебряный браслет. Когда же Ник выбрал для нее янтарные бусы и собирался заплатить за них, ему пришлось отказаться от покупки и догонять Габриэлу уже в дверях магазина. Единственное, на что она с радостью согласилась, это на чашечку cappuccino, и они, взявшись за руки, как счастливая парочка, направились в кафе на углу.

Она еще раньше подумывала о том, что во время путешествия с континента на континент Ник будет чувствовать себя неловко, что они вместе выглядят как провинциалы. Сейчас к ней вернулись прежние фантазии о любви на расстоянии, о том, как он и она будут спешить друг к другу на свидание через океан. Ей виделись романтические обеды в парижских ресторанах, прогулки по Трокадеро, а потом гамбургеры в верхнем Вест-сайде, и все это красивая прелюдия к браку по любви, который мгновенно разрушится, когда начнутся семейные будни. Запах кофе щекотал ноздри, она помешала ложечкой и с наслаждением глотнула напиток своего детства.

– Когда я была ребенком, я очень часто приходила сюда. Я фантазировала, что моя мать художница, а отец – музыкант. – Она рассмеялась. – Наша жизнь была пародией на эту фантазию. Мы жили в многоквартирных трущобах с видом на Грин-стрит, неподалеку от одного из притонов в Ист Виллидже, где по ночам мой отец играл на кларнете. А в мечтах я имела идеальную семью.

– Ты проводила здесь уик-энды?

– Нет, я предпочитала бродить по Макдугал-стрит. – Она усмехнулась. – Я выглядела, наверное, страшилой вроде вампира с бледными губами и темными кругами вокруг глаз и множеством медных браслетов на руках. Больше всего я тогда боялась, что не буду похожей на местную обитательницу и меня примут за приезжую искательницу приключений.

Они оба засмеялись.

– Твой отец знал, чем ты занимаешься?

– Сомневаюсь, – ответила Габриэла. – Потому что все свое барахлишко, предназначенное для выходов в Гринвич Виллидж, перед возвращением домой я прятала в сумку, в поезде переодевалась, а перед самым домом смывала косметику.

– Значит, это было в конце шестидесятых, – подсчитал в уме Ник. – Гринвич Виллидж к тому времени здорово изменился.