Мозаика жизни

– Потому что вы пришли в её дом, на её территорию, вторглись в её стаю, где только я и она. Собака же не знает, что вы тоже моя «стая», ― я улыбнулась, ― и не шепнёшь ей, как в мультике: «Мы с тобой одной крови»,― чтобы мгновенно вас подружить. Доверие надо заработать, а это долго. Я не смогу щенку за один раз объяснить, что кусаться нельзя. Пока маленький, он ещё слов не понимает. Придётся его наказать. Получится, что собака меня любит и защищает, а я её за это наказываю. Всем будет больно: вам ― от укусов, собаке ― от наказания, мне ―от того, что больно всем вам. Не хочу, чтобы вам было больно.

У Лизы на глаза навернулись слёзы. Она подалась ко мне, обняла нежными руками. Детский поцелуй невесомо коснулся щеки.

– Я тоже не хочу, чтобы тебе было больно, ―тихо сказала внучка.

УКУЛЕЛЕ

Больше четырёх месяцев британский клипер «Ревенскраг» провёл в плавании.

Он перевозил португальских переселенцев из Старого Света в Гонолулу.

Это были рабочие с сахарных плантаций Мадейры, получавшие за свой труд плату, позволявшую разве что не умереть от голода, поэтому предложение о переезде дало надежду на лучшую жизнь. Работать предстояло так же, но по контракту и за гораздо более высокую оплату.

Говорили, что житьё на этих неведомых Гавайских островах ― сущий рай. Поэтому снимались с места семьями, забирая всё немногое, что нажили, вырывая себя с корнями из родных мест.

Путешествие далось пассажирам нелегко. Сильные течения Атлантики, пережитый шторм, бурлящее, словно кипящий суп, море, так и норовившее швырнуть корабль на рифы около мыса Горн, сделало плавание опасным и страшным. Переполненный трюм, где чуть ли не на головах друг у друга теснилось больше четырёхсот пассажиров: мужчины, женщины, дети, стал последним пристанищем для некоторых несчастных, их тела забрало море.

Одним из немногих развлечений во время плавания была музыка. Доставал кто-нибудь свой машéти, начинал тихонько играть и напевать, и вот уже мелодию подхватывают: чей-то кавакинью добавляет свой голос. Кто-то молится, кто-то рыдает, но светлеют лица, отступает страх неизвестности.

Когда корабль добрался до порта назначения, и толпа новых жителей Гавайских островов выплеснулась на берег, один из прибывших, тот, кто всё долгое плавание ни на минуту не унывал и поддерживал земляков то зажигательной, то грустной мелодией, бросил свой мешок на землю, уселся на него, взял в руки любимый машéти и, хохоча от радости, заиграл, вкладывая в родные с детства напевы всю надежду на лучшее, что цвела в его душе. И растворялось, исчезало напряжение трудного пути.

– Глядите-ка, пальцы, словно блохи прыгают, ―засмеялись грузчики-гавайцы, пританцовывая под весёлую мелодию.

А старый Кейхо, слушая нежный задорный голос диковинного инструмента, думал: «Мы все полюбим тебя, маленькая укулеле. Люди правы, только насекомые тут ни при чём. Слово, которым они называли тебя очень правильное, по-гавайски оно ещё значит «прибывший дар» («uku – дар, lele- прибыть).

ОБЖОРСТВО

Муське было пять недель отроду. Она уже твёрдо стола на своих коротеньких лапках и даже, подражая маме-кошке, охотилась на все движущиеся предметы, пугала окружающих, выгибая спинку и распушив всю шёрстку. Выглядела при этом презабавно.

А сегодня Муська впервые в жизни почуяла неведомый умопомрачительный запах! Благоухало из маминой миски, что-то там лежало вкусное, а что именно, не видно из-за высоких бортиков. Блюдце с молоком осталось незамеченным. Муська упёрлась передними лапками в край тарелки и несколько раз дрыгнула задними. Раза с десятого получилось забраться внутрь. А там! Наваленные друг на друга горкой лежали тушки мойвы. С утробным урчанием Муська набросилась на добычу.

Расправившись с одной рыбкой, Муська принялась за следующую. Она раздирала коготками тушку, вгрызалась, икая, запихивала в себя кусок, заглатывала, не жуя. Вот и с третьей покончено,… с пятой. Пузико котёнка раздулось, лапы разъехались в стороны, хвостик недоеденной рыбки остался торчать из пасти. Глазёнки закрылись, и Муська уснула прямо в миске.

Мама-кошка сидела рядом с миской, как статуэтка, прямо-таки с умилением глядя на обжорство дочки. Потом вздохнула, ухватила Муську за шкирку и отнесла досыпать в коробку. И только после этого сама принялась за еду .